Которые, как было и еще будет показано, подвержены конструированию в части манипулятивной рациональности. Не все подобные «факты» создаются, но многие из уже возникших превратно интерпретируются. Здесь любопытна родственность меж подразумеваемой дихотомией – construct (концептуальное построение, обозначение, «наречение имен») и construe (толкование) – и вышеуказанной.

Что ж, дьявол чаще правдоподобен; иначе многие ли за ипостасью – мамоной (семит. m*mn=букв. «квази-истинный, псевдо-духовный, отмеряющий») всевознаграждающим, многосулящим – последовали бы? То же касается его миньонов – наместников или распорядителей вольных и невольных. Среди прочего, куда опаснее ныне отмечаемого образования фактов (в эпоху послеправдия) представляются /пер/мутации более стабильно-самовоспроизводящих структур и механизмов, каналов и мостов влияния: институтов как наборов правил относительно постоянно-поступательных, пока и на их место не пришли некие «правила подразумеваемые» и порядок, на оных зиждущийся (rules-based order). Сие пугающе относит к давно устоявшейся в политологии концепции конструктивизма, ныне удобоперетолкуемого. Кем – и куда? Узревающими в том источник власти (утрата коей и означает крах экзистенциальный, коль скоро новых смыслов не генерируют) – к удержанию. «Ценности» – как рекуррентно-самоценное, неозвучиваемо-самодовлеющее нечто – против животворящего логоса?

Русь еще не явила миру всех смыслов, которые способна и должна снискать, и коими еще предстоит поделиться – тоном отнюдь не учительственным, не непогрешимым будто с амвона, а скорее дружеским, как подобает тому быть меж равными. И значит, ее пакистановление скорее неизбывно продолжается, нежели близко к завершению. Но не стоит брезговать иными из наиболее ярких и «плотных», пусть небесспорных, этапов становления или перехода, среди коих выделяется Советский. Возможно, постижение его роли и вкушение его цивилизационно-культурного задела станет для Руси и всего мира примерно тем же, чем стал Византий Ромейский для Эллады, поздней Римской империи (бифокально-дуумвиратной) и всех им наследующих либо противящихся. Русь, надо сказать, ни то, ни другое, но – словно бы восполняющее третье, надстоящее, одновременно служа образом вмещения и превосхождения дихотомии Востока-Запада прежде пакибытия да к оному.

Отчего-то с детства не терпел примитивных, буквалистских ассоциаций. Видимо, с того времени, как школьный психолог пытался убедить нас в том, что (а) мыслить человек способен только словами, (б) а если еще и образами, то – с прямой привязкой не далее и не глубже «корова – молоко». Разумеется, сознанию упрощенческому (а вместе пытливому, жаждущему скорых плодов без посева и мелиоративных трудов) свойственно ожидать объединяемости всех грандиозных тем, стечения всех столпов в единую и прочную архитектонику. Но сейчас не о том; хотя и об этом в свое время речь пойдет.

Не правда ли, естественное и, в известной степени, комфортное состояние вызывает легковесное и малообязательное созерцание