– Предлагаю назвать наш отряд «Сагарматха», – говорит Людмила, и скрежет необычного экзотического слова возвращает меня в реальность. – Это непальское название самой высокой горной вершины, в переводе – «властелин мира». Вот и мы с вами, как альпинисты, должны покорять всё новые и новые вершины…

Слова «должны» и «обязаны» всегда вызывали у меня скуку и даже апатию, поэтому я не испытала особого восторга, а, оглянувшись на ребят, заметила, что их тоже заклинило: перспектива в первый же день обозваться сагарматхами была весьма сомнительной и не вызывала энтузиазма.

Выручил Роман, до сих пор стоявший скромно в сторонке:

– А давайте назовёмся просто – «Техас».

– Нет никакого смысла в «Техасе»! – вспыхнула Людмила.

– Ну почему же? На языке индейцев слово «техас» означает «друг, союзник».

И тут я неожиданно поддержала вожатого.

– Техас для нас, – сказала я, как мне показалось, негромко, но все услышали и подхватили: – Да, Техас! Техас – для нас!

Решение было принято, но я вдруг почувствовала свой промах, поймав короткий тяжёлый взгляд Людмилы Петровны, с которой надеялась сдружиться. И что я встряла? Язык мой – враг мой, ведь и так было понятно, что затея с «Сагарматхой» совершенно безнадёжна.

– Что ж, Техас так Техас, – вздохнула разочарованно Людмила Петровна и показала рукой на корпус. – Занимайте места в палатах, правое крыло ваше.

Новоявленные техасцы с воплями бросились на штурм здания; я чуть тормознула с тяжёлой сумкой, и долговязый парень, проносясь мимо, толкнул меня. От полученного ускорения – надо же было такому случиться! – я пролетела пару шагов вперёд и в падении – какой позор! – боднула Людмилу в её круглый зад. Она вскрикнула и, развернувшись, вцепилась в меня взглядом – брови удивлённо поползли вверх, а руки скрестились на груди в бессознательной защите.

– Простите, миссис, – пробормотала я, поднимаясь с земли, сконфуженно улыбаясь и потирая ушибленную руку.

«Факин шит! – отчаянно вертелось в голове. – Откуда ты взяла эту „миссис“? Глупая попытка свести всё к шутке?»

А в это время Тыковка тут как тут – и запищала, и закудахтала, как говорильная машина, не дав мне опомниться:

– Какая бестактность, ведь миссис – это замужняя женщина. Правда, Людмила Петровна? А вы ведь ещё девушка. Юля и в школе такая задавака, от неё все учителя стонут. Она и извиниться толком не умеет.

– Простите, – прошептала я ещё раз, моментально вспотев от смущения.

– …миссис, – съязвила вожатая (как же знаком этот холодок в глазах, точно как у Лии Васильевны) и едва заметно покачала головой. – Идите в палату, Юлия.

Я не тупая и поняла, что это война и пощады не будет.

– Меня зовут Джулия, – сказала гордо и дерзко и отправилась разыскивать Адельку.

Адель, забежавшая в корпус одной из первых, заняла лучшие места у окна и, как грозная собачка, огрызалась при попытках посягнуть на них. Эдита растерялась почему-то и устроилась поначалу у входа.

– Давай позовём Эдиту, – предложила Адель. И, не дожидаясь ответа, крикнула раздельно: – Иди Ты!

Эдита приняла шутку и, счастливая, переместилась к нам.

* * *

I’m so tired, I haven’t slept a wink. Столько впечатлений от первого дня, что никак не заснуть. После отбоя долго лежим с открытыми глазами и разговариваем. Замечания дежурных вожатых бессмысленны и ни к чему не приводят. У мальчишек в палате шум, слышится спокойный голос Романа – в ответ хохот, успокоиться никто не может, да и не хочет. По себе чувствую, что это невозможно. Снова Роман, он повышает голос, пытаясь казаться строгим, мальчишки затихают на время, но, как только он уходит в вожатскую, шум возобновляется с новой силой. Мне жалко нашего вожатого.