– Пошел ты… – огрызнулся я.

Мы продолжали идти. Большинство домов были ярко освещены, возле каждого крыльца мерцали вырезанные из тыкв фонари. По обеим сторонам улицы группки детей ходили и бегали от двери к двери с мешочками для сладостей. Почти все были в костюмах: кто-то – в купленных в магазине недолговечных пластиковых (ведьмы, пес Хакльберри[20], супермен, дьявол и так далее), кто-то – в самодельных (пираты, цыгане, вампиры, бродяги, принцессы и прочие), а некоторые (кому, видимо, не хватило фантазии, энтузиазма или денег) были в обычной одежде и масках. Каким бы ни был костюм, все смеялись и вопили. Я слышал, как дети стучат в двери и звонят в звонки, а потом хором выкрикивают: «Кошелек или жизнь!»

До этого года мы и сами так развлекались. Но когда тебе исполняется пятнадцать, выпрашивание конфет начинает казаться детской забавой.

Полагаю, оно и было детской забавой по сравнению с путешествием на поле Янкса.

Проходя мимо суетящихся детей, я чувствовал себя очень взрослым и умным, но втайне мне хотелось бегать от дома к дому вместе с ними в зловещем костюме Безголового Призрака, с резиновым топором в одной руке и набитой до отказа конфетами хозяйственной сумкой в другой.

В глубине души я мечтал, чтобы мы шли куда угодно, только не на поле Янкса.

И в то же время мне не терпелось там оказаться.

К тому же я подозревал, что Дэгни и Расти чувствуют себя так же.

Но, независимо от того, что чувствовал каждый из нас, больше никто не заговаривал о том, чтобы отказаться от этой затеи. Вскоре мы уже вышли из города и шли по грунтовке к Третьему шоссе. Хотя у нас были с собой фонарики, мы ими не пользовались – полная луна освещала дорогу.

Изредка мимо проезжали машины, и нам приходилось щуриться и отворачиваться от света фар. В остальное время мы были на старой трассе в полном одиночестве.

По крайней мере, мы так думали.

Когда мы наконец добрались до грунтовки, которая вела к полю Янкса, Дэгни остановилась и попросила:

– Давайте передохнем пять минут, а?

– Испугалась? – поддразнил Расти.

– Проголодалась.

– Ага! – обрадовался он.

– Кто-нибудь еще хочет кусочек «Трех мушкетеров»[21]? – спросила Дэгни, засовывая руку в карман джинсов.

– «Такой большой, что можно разделить с другом!» – процитировал Расти.

– Точно, – подтвердил я.

Я достал фонарик и светил Дэгни, пока она, склонившись и прижав батончик к колену, резала его карманным ножом прямо вместе с оберткой. Расти взял первый кусок, я – второй, Дэгни взяла оставшийся.

Прежде чем съесть его, она сунула в рот лезвие ножа, чтобы облизать.

Мы с Расти принялись за наши кусочки «Трех мушкетеров».

Освещенная луной, Дэгни медленно вытянула лезвие изо рта между плотно сжатых губ, как деревянную палочку от мороженого. Потом она сказала:

– Кто-то идет.

Не те слова, которые хочется услышать на Хэллоуин, стоя посреди окруженной со всех сторон лесом дороги, в двух милях от города.

Я неожиданно потерял интерес к шоколаду.

– Не оглядывайтесь, – прошептала Дэгни. – Просто стойте смирно. Притворитесь, что все в порядке.

– Ты что, смеешься? – прошипел в ответ Расти.

– Если бы.

Дэгни замерла, глядя куда-то в пространство между мной и Расти.

– Кто это? – спросил я.

Она помотала головой.

– Сколько их?

– Один. Наверное.

– Что он делает? – спросил Расти.

– Идет по дороге. Пешком.

– Он крупный? – спросил я.

– Очень.

– Дерьмо, – просипел Расти. Потом затолкал остаток своего ломтика в рот и принялся громко жевать, широко разевая рот, так что зубы издавали тошнотворный влажный звук, врезаясь в толстый шоколад.

– Что нам делать? – спросил я Дэгни.

– Посмотрим, кто это? – предложила она.