– Это моя просьба.

– Не унизительно принцу просить своего убийцу о снисхождении?

– Не может быть унизительным то, что искренне.

– Ты ещё глупее, чем о тебе говорят.

– Кто смотрит глазами, тот не видит сердцем.

– Если я оставлю тебе жизнь, это погубит моего единственного близкого человека, – продолжала тень мрачно.

Её взгляд задержался на одной из раскрытых книг, что лежала ближе всего к ней. Она прочитала имя издателя на форзаце, и какая-то мука промелькнула в её усталых глазах. Это не укрылось от внимания Невейна.

– Значит, у тебя тоже есть сердце, раз ты волнуешься о ком-то, кроме себя. Но теперь мне интересно, как одна жизнь может спасти другую. Что это за беда такая?

Тень в углу хранила молчание.

– Хоть я неважно знаю жизнь, я постараюсь понять, используя свою фантазию. Она у меня очень развитая, хотя окружающие трактуют этот мой талант менее лестными словами, которые они, конечно, не рискуют высказать вслух, но мне достаточно выражения лица, чтобы понять, что там кипит под крышкой котелка. Можешь мне рассказать, странная незнакомка. Меня не могут понять так же, как, наверное, не хотят понять тебя. Я постараюсь помочь тебе, хотя, по правде говоря, ничего не умею, а сражаться тем более. Тсс! Тихо. Кто-то идёт.

Не понятно, кому он посоветовал быть тише – молчаливой грозной гостье или самому себе. Послышались шаги, и кто-то остановился у двери, постучал. Не дожидаясь ответа, он открыл дверь, и Невейн тут же переместил свечу так, что она давала ещё меньше света в сторону того угла, где прятался враг. Его движение выглядело так, будто он хочет рассмотреть вошедшего, хотя прекрасно знал, что это один из стражей, охраняющих его покои и всё это крыло дворца.

– С кем вы говорили, ваше высочество?

– Простите, дружище, за беспокойство, я просто увлёкся чтением и сам не заметил, как бормочу строки вслух.

– Вам пора спать, ваше высочество. Король велел нам смотреть, что бы вы пребывали в хорошем самочувствии и не надрывались.

– Отчасти ты прав, Томми. Чтение – великий труд ума, а уму тоже надо отдыхать. К тому же, полагаю, что с утра, свежим и чистым взором, я больше научусь из книги, чем сейчас, когда мой внутренний взор слипается не меньше, чем физический. Доброй ночи! Я уже ложусь спать.

И он задул свечу, чтобы страж ненароком не зашел в комнату осмотреться.

Немного света звёзд и серебряного огонька луны проникало в комнату через распахнутые двери балкона. Страж заметил это глупейшее с точки зрения безопасности упущение и сделал было шаг в комнату со своим фонарём: сквозь квадратное решетчатое забрало и стекло пролился свет, раздвинув темень, устроенную Невейном.

Принц подал знак рукой, останавливая гвардейца.

– Я сам, Томми. А то я совсем разленюсь.

– Но ваше высочество…

Закрывая балконную дверь, страж обязательно встал бы между ним и опасностью. Этого нельзя было допустить! Сердце Невейна бешено колотилось, когда он с усилием пролепетал следующее:

– Должен же я чему-нибудь научиться, а? Как же я научусь, когда всё делают за меня другие? Иди с миром и не тревожься. Я разберусь.

Страж колебался мгновение, но принц не дал ему времени выбирать. Он сам поднялся с кровати и плотно закрыл двери балкона.

– Почему ты перед ним оправдывался? – тихо спросила незнакомка из своего угла, где в сгустившемся мраке сверкали её глаза. – Он как будто отчитывал тебя.

– Здесь нет недостатка уважения, а, поверь мне, только забота. Я постоянно влипаю в неприятности, хотя такой, как сегодня, ещё не было.

– Почему ты не выдал меня? У тебя было бы время сбежать.

– Я же уже толковал тебе об этом. Он служил на благо моей страны почти двадцать лет, каждый день рискуя жизнью. Этот риск кормит его семью, родителей и детей. Супруга его умерла, и то, что он держится, когда многие другие потихоньку спивались бы на обочинах подворотен, – в этом тоже есть своё величие, глубоко спрятанный героизм, вполне достойный оды. Сила добра определяется силой преодолённого зла. Если мы не замечаем того, с чем сражаются другие внутри себя, не значит, что ничего не происходит и мы можем быть беспечными с ними. Я ведь никого не кормлю и вообще не вполне уверен, зачем я нужен миру. Я – чистый лист, на котором ничего полезного не написано. Неуклюжий голубь в мире жестокосердных коршунов и слабых, но юрких воробушков, точно знающих чего хотят.