В создаваемой ими сложной, хотя и бессознательной, социальной динамике бактерии могут кооперироваться с другими бактериями, родственными или неродственными по геному. И в их лишенном разума существовании обнаруживается даже то, что можно назвать своего рода “моральной позицией”. Ближайшие члены их социальной группы (так сказать, семьи) распознают друг друга по поверхностным молекулам, которые они вырабатывают, или по выделяемым ими химическим веществам, которые, в свою очередь, обусловлены их индивидуальным геномом. Но группам бактерий приходится иметь дело с враждебностью окружающей среды и зачастую конкурировать с другими группами за территорию и ресурсы. Чтобы группа преуспела, ее члены должны сотрудничать. То, что происходит в ходе их групповой деятельности, поразительно. Когда бактерии обнаруживают в своей группе “дезертиров”, то есть членов, которые не помогают в обороне, они сторонятся их, даже если те генетически родственны и, следовательно, входят в семью. Бактерии не сотрудничают с родственными бактериями, которые не выполняют своих обязанностей и не помогают в делах группы; иными словами, они бойкотируют несотрудничающих бактерий-ренегатов. И не беспричинно: ведь халявщики получают доступ к ресурсам энергии и защиты, которые остальной группе даются немалым трудом, – по крайней мере, на время. Разнообразие возможного “поведения” бактерий удивительно^>7. В красноречивом эксперименте, проведенном микробиологом Стивеном Финкелем, несколько популяций бактерий были вынуждены бороться за ресурсы внутри колб, где находились необходимые питательные вещества в разных пропорциях. В одной конкретной комбинации условий эксперимент выявил за много поколений три различных успешных группы бактерий: две из них сражались друг с другом насмерть и несли в ходе процесса крупные потери, а третья существовала незаметно, избегая лобовых столкновений. Все три группы успешно выжили на протяжении двенадцати тысяч поколений. Не требуется большого воображения, чтобы увидеть аналогичные закономерности в сообществах крупных существ. На ум сразу приходят сообщества мошенников и сообщества законопослушных граждан. Легко представить себе красочный список персонажей – абьюзеров, хулиганов, жуликов и воров, но также и преуспевающих, пускай без особого блеска, тихих притворщиков и, конечно же, замечательных альтруистов^>8.

Было бы крайне глупо редуцировать сложность разработанных людьми моральных правил и норм правосудия к спонтанному поведению бактерий. Не надо смешивать создание и обдуманное применение закона со стратегической схемой, используемой бактериями, когда они объединяют силы с готовым сотрудничать неродственником-привычным противником вместо родственника-привычного союзника. В своей лишенной разума ориентации на выживание бактерии вступают в союз с другими, стремящимися к той же цели. Групповой ответ на нападения следует тому же бессознательному правилу и состоит в том, чтобы автоматически искать силу в численности, согласно своего рода принципу экономии усилия^>9. То есть бактерии строго подчиняются императивам гомеостаза. Моральные принципы и право подчиняются тем же базовым правилам – но не только. Моральные принципы и право суть результаты интеллектуального анализа условий, с которыми сталкиваются люди, и того, как распоряжается властью группа, продуцирующая и обнародующая законы. Они укоренены в чувствах, знаниях и рассуждениях, обрабатываемых в ментальном пространстве посредством языка.

Не менее глупо, однако, отрицать факт того, что простые бактерии миллиарды лет управляют своей жизнью в соответствии с автоматическими схемами, предвосхищающими ряд видов поведения и идей, которые используются людьми при создании культур. Человеческое сознание не говорит нам напрямую ни о том, что эти стратегии существуют в эволюции очень давно, ни о том, когда они вообще появились, но, когда мы обращаемся к интроспекции и задумываемся над тем, как следует поступить, мы обнаруживаем “предчувствия и предрасположенности”, которые руководствуются чувствами или сами и