А я так полюбила Ню-эр, что словами не передать! Любила я ее за тихий и мягкий нрав – не то что у меня. Няня Сун всё время делала мне замечания: «Опять скачешь? Всё скачешь и скачешь, егоза маленькая». В тот день Ню-эр немножко постояла со мной у колодца, а потом тихонько сказала:
– Пора домой, меня отец ждет, распеваться надо. До завтра!
Так мы с Ню-эр уже несколько раз встречались у колодца. Стоило вдалеке замелькать ее курточке, как душа моя наполнялась радостью, но сегодня Ню-эр так и не появилась. Я была расстроена из-за того, что не увиделась с ней. В кармане моей кофточки лежал маленький сверток с оставшимися засахаренными сливами – я хотела угостить Ню-эр. Сунув руку в карман, я аж вспотела от испуга: бумага порвалась, и карман теперь был весь липкий. Когда няня Сун будет стирать эту кофту, я точно получу нагоняй.
Устав стоять у колодца, я побрела в сторону дома. Жаль, что я не смогла поделиться с Ню-эр своей идеей: чтобы попасть ко мне домой, ей не обязательно проходить мимо дома с сумасшедшей, она может зайти в мой переулок в обход, по другому переулку, который с ним пересекается.
Погруженная в раздумья, я поравнялась с воротами постоялого двора «Хуэйаньгуань» и вдруг услышала:
– Эй!
Как же я перепугалась! Меня окликнула сумасшедшая. Закусив нижнюю губу, она улыбалась мне. Глаза ее были почти прозрачными, а под ними, когда она улыбалась, появлялись складки – точь-в-точь как няня Сун описывала! Мне уже очень давно хотелось рассмотреть ее поближе. Взгляд мой был прикован к ней, а ноги сами подошли к ступеням постоялого двора. Солнце освещало ее лицо: обычно мертвенно-бледное, сегодня оно будто светилось изнутри. Она взяла мою руку в свою ладонь – такую теплую и мягкую. Я обернулась в сторону переулка, но там никого не было. Чуднó – я боюсь не сумасшедшую, а того, что другие увидят, как я держусь с ней за руки.
– Сколько тебе лет? – спросила она.
– М-м-м… Шесть.
– Шесть лет! – удивленно воскликнула она, опустила голову, потом вдруг отодвинула мою косичку и стала рассматривать сзади мою шею, как будто что-то там искала.
– Нет, не то, – пробормотала она. – Ты не видела нашу Коричку?
– Коричку? – переспросила я, сбитая с толку.
В это время в воротах появилась мама сумасшедшей. Нахмурившись, она озабоченно сказала:
– Сючжэнь, хватит пугать ребенка!
А потом обратилась ко мне:
– Не слушай ее, она вздор несет! Ступай домой! А то мама небось беспокоится. Слышишь меня, а?
И замахала на меня руками, чтобы я шла домой.
Я подняла глаза на сумасшедшую. Теперь мне было известно, как ее зовут – Сючжэнь. Всё еще держа меня за руку, она легонько покачивала ее, не желая меня отпускать. Ее улыбка добавила мне смелости, и я ответила ее маме:
– Не пойду!
– Ах ты, южная дикарка! – рассмеялась женщина, легонько коснувшись моего лба. Похоже, это было ругательство – таким же пренебрежительным тоном папа часто говорил маме: «Эти чертовы северяне»!
– Ладно, можешь здесь поиграть, но когда за тобой придут, не говори, что это наша дочь тебя позвала.
– Конечно, не скажу!
Будет она мне тут указывать! Сама знаю, что можно говорить, а чего нельзя. Когда мама тайком раздобыла себе золотой браслет и спрятала его в своей шкатулке, я же не рассказала об этом папе!
– Пойдем!
Сючжэнь потянула меня во двор. Я думала, мы идем играть с дядями из университета, но она привела меня в сторожку, где жила вместе с родителями.
У них в доме было не так светло, как у нас. Окно малюсенькое, а под ним огромный кан, по центру которого стоял низенький столик. На нем я увидела принадлежности для рукоделия и коробку с иголками и нитками. Сючжэнь взяла со столика недошитую кофточку, приложила ко мне так и сяк и радостно сообщила своей маме, которая в этот момент входила в комнату: