– Знаете, а вы мне нравитесь, – неожиданно произнес Эйнштейн, – в вас есть что-то трансцендентальное. Я это чувствую.

Услышать такое от любого человека было бы приятно, из уст же мэтра приятно в сто пятой степени.

– Этой фразой вы выдали мне незаслуженный аванс, – смутился я. – Надеюсь, вы редко ошибаетесь, и я смогу оправдать ваши ожидания.

– Вы имеете отношение к науке? Что вы заканчивали: Оксфорд, Кембридж? Я что-то не припоминаю вас по Принстону?

– Сэр, если честно, то я не… – замялся было я, но великодушный Эйнштейн и тут сумел разрядить ситуацию:

– Понятно. Вы самоучка. Ищите ответы на извечные вопросы?

– Да, сэр, и поэтому я хотел бы…

– Этого все хотят, – прищур глаз физика сделался узким до состояния бойницы, – помните, молодой человек, что воображение важнее, чем знания. Знания ограничены, тогда как воображение охватывает целый мир, стимулируя прогресс, порождая эволюцию.

– Я тоже так думаю, сэр, и поэтому…

– Все с детства знают, что то-то и то-то невозможно. Но всегда находится невежда, который этого не знает. Он-то и делает открытие.

– Вы думаете, что я мог бы сделать открытие?

– А почему нет? Кстати, если вы хотите вести счастливую жизнь, вы должны быть привязаны к цели, а не к людям или к… – тут его взгляд упал на затаившуюся теперь уже за моей спиной Чикиту, – ну, в общем, главное – это цель!

– Согласен и все же…

– Нет никаких «все же»! Наука может быть создана только теми, кто насквозь пропитан стремлением к истине и пониманию.

– Да, но я не то чтобы ученый, сэр.

– Но вы же хотите понять истину?

– Безусловно.

– Значит, вы в какой-то мере тоже ученый, исследователь. Да и вообще, каждый из нас – это один большой поиск. Что, по-вашему, есть человек?

– Мне трудно судить, сэр, я ведь еще совсем недавно…

– Человек – это часть целого, которое мы называем Вселенной, часть, ограниченная во времени и в пространстве. Он ощущает себя, свои мысли и чувства как нечто отдельное от всего остального мира, что является своего рода оптическим обманом. Эта иллюзия стала темницей для нас, ограничивающей нас миром собственных желаний и привязанностью к узкому кругу близких нам людей. Наша задача – освободиться из этой тюрьмы, расширив сферу своего участия до всякого живого существа, до целого мира, во всем его великолепии. Никто не сможет выполнить такую задачу до конца, но уже сами попытки достичь эту цель являются частью освобождения и основанием для внутренней уверенности.

Услышав из уст великого ученого тезис о расширении сферы участия человека до всякого живого существа, Чикита осмелела, расправила, насколько это было возможно, плечи и вышла из-за моей спины на передний план. Не знаю, как Эйнштейну, но лично мне показалось, что моя красотка восприняла только что сказанное как руководство к действию – такая решимость читалась в ее горящем взоре и белозубом оскале, плавно переходящем в довольно милую улыбку.

– Вы женаты, Странник? – на всякий случай уточнил Эйнштейн.

– Пока нет.

При слове «пока» Чикита зарделась и посмотрела на меня с большой надеждой. Далее, явно осмелев, она подошла к Эйнштейну вплотную и протянула ему лапу.

– Альберт, – привстав с кресла, произнес физик, – приятно познакомиться с вами, милая. Хотите чаю или, быть может, вы предпочитаете тропические соки?

– Спасибо, сэр, не нужно, – ответил я за нас обоих, – вы что-то говорили про теорию относительности?

– Ах, да! А я уж хотел было переключиться на что-нибудь попроще. Ну, вкратце суть специальной теории относительности такова. Что вам известно про пространство и время? Вижу, что ничего. Так вот, эта теория как раз и устанавливает связь между ними. Каким образом? Да очень просто! Оказывается, при движении любого физического тела по мере увеличения его скорости происходит сокращение этого тела, а также увеличение его массы. Конечно, при малых скоростях и расстояниях это практически незаметно, но в масштабе Вселенной сей феномен имеет огромное значение. А теперь примите за данность, что масса покоя фотона света равна нулю. Приняли?