– У меня сейчас есть немного свободного времени. Поехали ко мне. —
И тут Прохор Терентьевич понял, кто такие зомби. Потому как, не соображая совсем ничего, вошёл в поезд вслед за девушкой…
Место оказалось всего одно.
– Садись, – повелительно сказала смуглянка. —
Прохор Терентьевич, как полный идиот, сел. А девушка встала перед ним, держась за поручни… «Осторожно, двери закрываются. Следующая станция…» – звонко выговорила знакомая тётя… Поезд гудел и постукивал…
«Вот тебе и станция», – подумал Прохор Терентьевич.
– Место для пассажиров с детьми, инвалидов и пожилых людей, – сказала смуглолицая, явно развлекаясь. – Нет-нет, не обижайся: пассажир с детьми это я. – И она залилась тихим, грудным и мягким смехом.
Стоявшие рядом хмуро озирали странную пару и тут же возвращались во глубину своей серости… Всем всё давно приелось, все всё обосрали – было не до них…
«Да-а, чтобы раз услышать такой смех, обращённый к тебе, можно и полжизни отдать…» – был уверен Прохор Терентьевич. Он чувствовал себя полностью уничтоженным. Не понимал уже, где он, что он, почему делает то и сё, зачем тут сидит и куда едет…
Ехали же всего две остановки.
– Сейчас, – сказала смуглолицая. —
Прохор Терентьевич неуклюже и молча поспевал за ней. Прошли минут пять меж домов. Смуглянка вдруг остановилась, согнула и приподняла ножку, поставила на неё заковыристую сумочку и, порывшись, извлекла блестящую маленькую картонку.
– Держи. – И мягким движением руки указала на дом метрах в двухстах. – Крайний подъезд. Домофон у тебя нарисован. —
Затем оборотилась к Прохору Терентьевичу и серьёзно посмотрела на него, будто постигая суть его. —
– Много тебе не надо. Лучше – утром, как проснёшься. Будешь приезжать через два дня на третий с первым поездом метро. Полчаса должно хватать. Поэтому будет скидка – тысячу рублей… – И, поскольку Прохор Терентьевич молчал, добавила:
– Так потянешь?.. Десять тысяч в месяц?.. Да, а зовут меня Лусиана.
…Молчание продолжало длиться. Лусиана с нарастающим удивлением разглядывала странного старика, который был решительно не похож на человеческую мелочь, которую она привыкла подбирать и обслуживать.
– Лусиана, простите, – наконец решился Прохор Терентьевич. – Приходили бы ко мне лучше вы, в квартире прибраться раз, два в неделю. —
Смуглянка громко и заливисто засмеялась:
– Так вот оно что!.. – И быстро согласилась:
– А, пожалуй, ты прав. С твоей-то скромностью так оно будет лучше. А то иначе время потратим, деньги дашь, а ничего не сделаешь… Всё верно. Только плата будет тогда две с половиной… Идёт?.. —
Прохор Терентьевич почувствовал, что потерял голос. Попробовал прокашляться и едва смог прошипеть:
– Идёт. —
Лусиана поняла его. Забрала у Прохора Терентьевича картонку, которую он так и держал в руках. Достала ручку и дала Прохору Терентьевичу. Подставила сумочку:
– Пиши телефон. —
Он накарябал. —
– Позвоню – ответишь в коротком сообщении: адрес. Встречаться будем по вторникам. – Лусиана задорно улыбнулась. – С первым поездом метро. – И, выхватив картонку у полумёртвого Прохора Терентьевича, повернулась и легко, как ребёнок, побежала к подъезду.
«Ну и ява>11, однако», – только и нашёлся подумать Прохор Терентьевич.
Лусиана
Во время Второй мировой дедушка Лусианы, Ладислав его звали, общался с нацистами… больше допустимого, скажем так. Дрова колол, подметал, подносил… Одним словом, отдалял победу Красной армии. Жрать потому что очень хотелось. По молодости, по глупости? – Как сказать. Чувство голода не оставляло Ладислава всю жизнь. Он даже один раз к врачу с этим приходил.
– На что жалуетесь?