Моргнув, я как будто вернулась в своё тело, утомлённое и уставшее. Зажмурившись, я издала тихий вздох, не понимая, что со мной было. Я отключилась, всё внутри меня отказало в жизни, впитывая в себя ужас и страх, боль и муки, окутавшие сознание.

– Чёрт возьми, Лори, – Джон прижал меня к себе и качал.

– Ты как? – Тихо спросил он, немного отодвинувшись.

– Не знаю, не понимаю, Джон, – прошептала я, а глаза наполнились резью от слёз. – Это был Ян, его крик…

– Я ничего не слышал, кроме жуткого грохота внизу.

– Он кричал, словно не желал, чтобы письмена были разгаданы, понимаешь? Клад… поэтому тот, кто гонится за деньгами не отыщет его, потому что награда – это освобождение души Перхты из рук тирана, которого она любила. Она любила, и он её так жестоко предал. Любила…

– Лори, не плачь, – Джон вытирал мои слёзы, которых я не чувствовала. Ничего не чувствовала, кроме, странного ощущения истерзанного сердца.

– Пойдём, сейчас лучше уйти, всё слишком странно для нас. Мы вернёмся сюда днём и не одни, проверим. Не сейчас, хорошо? Не сейчас, Лори, мы должны уйти, нас выгоняют отсюда. И если задержимся, то будет плохо, – уверял он меня.

– Детка, я рядом с тобой, не бойся. До сих пор люблю тебя, и я рядом, – после его слов свет исчез. Это означало, что будет не только плохо, но и страшно. А я сейчас не могла больше вытерпеть того, что произошло.

– Пошли, – Джон обнял меня и, прижав к себе, медленно вёл к двери.

Как только мы достигли выхода, перед нами появилась Перхта, мрачно смотря на меня. Её появление уже не страшило меня, пугал только взгляд, в котором читалась решимость. Только на что?

– Мы разгадали тайну, Перхта, – прошептала я. – «Прощение даровано любимому». Это написано на твоём портрете?

Джон быстро перевёл всё на чешский, и она слабо кивнула.

– Тогда ты должна уйти, как и мы. Ты свободна.

После перевода она покачала головой и указала пальцем на меня.

Джон что-то спросил у неё, и она покачала головой, продолжая смотреть на меня.

– Она хочет, чтобы ты осталась здесь, – сипло произнёс Джон.

Сердце пропустило удар, затем ещё и ещё, сбившись с ритма.

– Почему? Почему я должна остаться здесь? – Недоумевала я, повернувшись к хмурому лицу Джона.

Девушка ничего не ответила, но указала на парня, а затем на дверь.

– Ты можешь идти, но не я, – догадалась я.

– Ни черта, – покачал головой он.

Джон вновь начал что-то говорить на чешском, видимо, он ругался с ней, тембр его голоса клокотал от злости. Но она не обращала на это внимания, когда подошла ко мне, и её рука потянулась к моей. Меня пронзило холодом. Перхта, взяв мою ладонь, приложила к своей груди, и не было стука сердца, лишь лёд и проклятье быть вечной неуспокоенной душой.

– Я не понимаю, что она хочет от меня, – бросив взгляд на Джона, прошептала я. – Узнай: её убили?

Джон напряжённо сделал то, о чём я его попросила. Она кивнула, отпустив мою руку.

– Кто? Ян? Или кто-то другой? Ты поэтому не могла простить его? Он предал твою любовь, издеваясь над сердцем, а ты его любила, этого жестокого и страшного мужчину? Но увидев его казнь, ты поняла, что твоя любовь никуда не делась, и пришло прощение, да? – Я вглядывалась в печальное лицо, понимая, что она не представляет, о чём я говорю.

Перхта резко повернула голову куда-то вбок и приложила руку к губам, словно ей нельзя говорить, запрещено рассказывать. Мы сами должны понять правду, найти её, ведь она заточена здесь не просто так.

Сигнал клаксона автобуса разрушил мои мысли, и Перхта, схватив меня за руку, быстро замотала головой, прося остаться.

– Мы вернёмся. Обещаю тебе, – тихо произнесла я.