Родственники говорят, что эта трава отгоняет мух, крыс, мышей, кошек и собак от этого куска копчёного окорока. Вот только меня невозможно было отогнать от копчёного окорока на чердаке у родственников.

Постоянно бывая в гостях у родственников, ухитрялся забраться на чердак к копчёному окороку и впивался в него своими острыми зубами, словно кошка или собака в кусок сочного мяса. Наслаждался окороком долго. Пока меня за ухо не вытаскивали с чердака от сочного окорока.

Однако каждый раз, бывая в гостях у родственников, ухитрялся вновь забраться к ним на чердак. Копчёное мясо из холодильника у Елизаветы Петровны совсем не пахнет окороком.

Выходит, что это вам не свинина, а какое-то другое животное, которое убили люди. Затем закоптили под свиной окорок.

Лучше бы они этого не делали. Окорок у них всё равно не получился. Зря убили животное. Так бы это животное паслось бы где-то на поле в природе.

Люди могли бы им любоваться. Этих убийц животных самих надо убивать. Делать из них окорока и окороками кормить хищников на природе. Фрукты и овощи у Елизаветы Петровны тоже были какие-то другие на вкус.

Большинства названия фруктов и овощей вообще не знал. Даже видел эти фрукты и овощи впервые. Единственное, что мог узнать сразу из всех продуктов на столе, так это коровье молоко, которое Елизавета Петровна наливала мне из какого-то странного пакета. Сильно похожего на стекло, но только очень мягкого и холодного от холодильника. Коровье молоко было единственным продуктом, который любил с детства. Мог сразу свободно выпить целую кружку коровьего молока одним духом.

– Вижу, ты с голоду не пропадёшь, – улыбаясь, сказал хозяйка, вытирая мой рот полотенцем.

– Так бабушка говорит, когда меня кормит, – вытирая нос, сказал. – Мне хочется быть взрослым.

– Станешь взрослым, когда будешь после сытной еды хорошо спать, – сказала Елизавета Петровна, уводя меня в белую спальню. – Сейчас уложу тебя спать, а сама поищу твоих родителей.

Спальня Елизаветы Петровны была белой-белой, как больничная палата, в которой мне делали операцию, когда у меня на правой ноге под коленом выросла огромная шишка и мне эту шишку отрезали острым скальпелем, а затем зашили нитками. Кровать в спальне Елизаветы Петровны была одна, но очень большая.

Пол в спальне такой, как во всей квартире каменный. На потолке какая-то странная лампа длинной трубкой с белым цветом, как молоко. Занавески не обычные, с какими-то рисунками и с кольцами на длинной полосе из алюминия.

– У нас дома, точно такие старинные часы кукушка на стене, – сказал хозяйке, показывая на часы кукушка, на стене. – Даже стихи про них сочинил. Мой стих так и называется -

Старинные часы.

Над моей детскою кроваткой,

Где все, как в жизни, в беспорядке.

Висят на стенке, как игрушка,

Часы старинные «кукушка».

«Тик так, тик так» – стучат часы.

Спешат секунды и минутки,

Они уже создали сутки.

Вот сутки собраны в недели,

Сам встаю из колыбели.

Недели мчатся без конца

И создаются месяца.

Свой у Времени каприз природы,

Все месяцы собрались в годы.

Что надо делать день за днём,

Мы оставляем на потом.

Ещё мы не достигли цели,

А годы жизни пролетели…

…Все также на стене игрушка,

Часы старинные «кукушка».

«Тик так, тик так» – в который раз,

Стучат часы, но, не для нас.

– Ты действительно настоящий поэт! Часы с кукушкой, это единственное, что осталось от Родины, – с грустью, сказала женщина, укладывая меня в постель. – Когда меня высадили из самолёта и привезли сюда, то у меня в руках были эти старинные часы с кукушкой. Больше ничего нет…

– Ни разу не летал на самолёте, – с грустью, сказал. – Ездил один раз на поезде и на автобусе.