Юной семнадцатилетней девушкой, я написала в письме к моей сестре Вере, о том, что верю только в нашу реальную жизнь на земле и мне абсолютно всё равно, случится ли что-либо после того, как она закончится. Я написала, что предпочитаю не думать о том, что будет после смерти и хочу прожить свою жизнь ни в чем себе не отказывая. Вот это самое письмо. Оно лежит на самом дне коробки, и чтобы прочитать его, мне не надо ни доставать его, ни переворачивать страницы. Да у меня и рук-то нет. Я бестелесна и бессильна что-либо изменить в физическом мире вещей, но мои глаза видят всё насквозь. Я вижу каждое слово, каждую дату на документах, которые собирала в течение всей моей жизни.

Ещё одно семейное фото… На нём моя мать, я, и две мои сестры, с которыми мы приехали в Австралию. Какое же у моей мамы суровое лицо! Такое же суровое и жёсткое, каким было воспитание в нашей семье, где строго соблюдались все религиозные праздники и посты. Танцы, пение, нарядные платья и даже помада на губах считались смертным грехом. Именно потому мне так хотелось ярких красок и новых ощущений. Как только я подросла и смогла сама зарабатывать на жизнь, я ушла из семьи и стала жить самостоятельно. Работала на швейной фабрике Боршта в Южном Брисбене и занималась балетом в студии Бренды Мак Келлог. К сожалению, я начала заниматься балетом слишком поздно и профессиональной танцовщицы из меня не вышло, но любовь к нему я пронесла через всю свою жизнь. Успех и известность ждали меня на другом поле. Мой папа, который всегда был моим другом и единомышленником, помог мне встать на ноги и открыть ателье по изготовлению модной одежды и аксессуаров на Стенли стрит. А потом я встретила Петю…

Я не хочу вспоминать о своей старости, о том, что я пережила моего любимого мужа на десять лет. Благо, что мне позволено думать и вспоминать только о лучших годах моей долгой жизни (а прожила я без малого 90 лет!). Как долго продлится мое существование в коробке с документами, я не знаю. После моей смерти Коля передал наш семейный архив в библиотеку штата, и таким образом я оказалась в книгохранилище библиотеки, носящей имя Джона Оксли. Но я знаю, кого жду.

Я жду моего друга, человека с которым я никогда не встречалась, но которому будет интересна и моя жизнь, и события, происходившие в жизни русской общины Брисбена прошлого века (Боже мой, как же быстро летит время!). Я жду моего друга, которому я смогу передать всё, что составляло смысл моей жизни. Весь мой опыт, мысли и чувства. Я даже не знаю, будет ли это женщина или мужчина, но, когда этот человек появится, то я сразу узнаю его. И когда это случится, я смогу покинуть архивную коробку и встретиться с дорогими мне людьми, которые ждут моего прихода. Теперь-то я уж точно знаю, что жизнь после смерти есть. Ничто не исчезает бесследно и не уходит в никуда. И осознание этого даёт мне силы перенести долгое ожидание друга, которого я никогда не видела. А жду я уже больше двадцати лет…

Ещё одна дорогая мне фотография. Мы встречаем Новый 1935 год в «Русском Клубе» на Лотос стрит. Какие молодые и бесконечно счастливые лица! Вот я, одетая в русский сарафан и с кокошником на голове (прекрасно помню те бессонные ночи, когда я расшивала свой наряд бисером и жемчугом); вот Петя в костюме пирата; его сестра Анастасия со своим мужем, ставшим известным архитектором в Брисбене; а вот мои сёстры с женихами. Я ясно слышу перезвон хрустальных бокалов с шампанским, когда часы пробили полночь. И снова танцую всю ночь напролёт. Ощущаю Петино горячее дыхание, его поцелуи на моём лице, слаженные движения наших тел, двигающихся в ритме фокстрота. А томный голос певца Аркадия Погодина вновь поёт мне о том, как «В парке Чаир распускаются розы, в парке Чаир расцветает миндаль»…