Семен с аппетитом кушал, запивал молоком пищу и периодически загадочно смотрел на жену.

– Ну, давай уже, говори, что хочешь сказать, – улыбнулась Вера.

Семен салфеткой вытер жирные губы и сказал:

– Я буду рыть колодец. Думаю, что уже летом у нас всегда будет вода. Чистая холодная колодезная вода.

***

Иногда кажется, что на прием ходят одни и те же пациентки. Семен посмотрел на длинную очередь, сидящую перед кабинетом, заметил много знакомых женских лиц, кивнул в ответ на сказанное вразнобой «здрасте» и вошел в кабинет.

– Доброе утро, Людмила Андреевна. Я так понимаю, что сегодня у нас аншлаг. С чего это вдруг?

Акушерка ответила на приветствие и добавила:

– Понедельник – день тяжелый, Семен Михайлович. Запись у нас полная, плюс восемь беременных женщин. К тому же, сегодня у нас профилактический осмотр декретированной группы – сотрудницы из детского сада и начальной школы.

– И много их?

– Всего – двадцать один человек.

Семен вздохнул и стал надевать белый халат. Порой, ему казалось, что работа в стационаре значительно проще, чем в поликлинике. Там у него были нестандартные случаи, нетипичные ситуации и ежедневная борьба за жизнь. Здесь – профилактические осмотры, диспансеризация женщин детородного возраста и ежедневная рутина. В стационаре он думал над лечением каждой пациентки, на консультативном приеме – в некоторых случаях можно было не думать вообще. Там – индивидуальный подход и общение с человеком минимум десять дней, здесь – конвейер массовых профосмотров, когда перестаешь замечать лица.

Сев за стол, Семен оглядел кабинет – светло-коричневые столы, черные стулья, серые стеновые панели, зеленые металлические шкафы для амбулаторных карт, белая ширма, закрывающая гинекологическое кресло. Затем повертел шариковую ручку в правой руке и бросил её на стол. Взял в руку свою личную печать, отвинтил крышку и положил на штемпельную подушечку. Смахнул несуществующую пыль со столешницы.

– Ну, что, Семен Михайлович, будем начинать?

Акушерка, даже не дождавшись ответа от врача, открыла дверь, вышла в коридор и громко сказала:

– Так, сначала по записи, а потом двое на профосмотр, затем снова по записи. Ну, и так далее. Не ругаемся, не кричим. Примем всех. Первой заходит Окунева.

Семен задумчиво посмотрел на большой живот беременной женщины и спросил:

– Ну, Окунева, что беспокоит?

– Ничего, доктор, у меня всё прекрасно.

Семен кивнул. Другого ответа он и не ожидал.

– Голова не болит? Мушки перед глазами не мелькают? Ночью спим спокойно? – на всякий случай уточнил он, и, вновь услышав отрицательный ответ, показал рукой на весы.

За неделю прибавка в весе на полтора килограмма. Хорошо заметная отечность тканей. Артериальное давление сто сорок на восемьдесят пять миллиметров ртутного столба. В общем анализе мочи наличие белка на верхней границе нормы.

– Ложитесь, Окунева, на кушетку. Послушаю сердцебиение плода.

Семен нашел предлежащую часть плода, приложил акушерский стетоскоп к нижнему полушарию живота и стал слушать. Сердцебиение ритмичное, но приглушено.

Вернувшись за стол, Семен записал в карту свой осмотр и, подняв глаза, посмотрел на беременную женщину, сидящую перед ним.

– Надо ехать в перинатальный центр, Окунева. И ехать надо сегодня.

– Не-а, – помотала женщина головой, – меня же ничего не беспокоит, и срок еще только тридцать семь недель. Что мне, до самых родов в больнице лежать, что ли? Не поеду.

Семен помолчал минуту, и потом стал спокойно говорить:

– У вас, Окунева, нарушение кровообращения между вами и ребенком за счет повышенного артериального давления. А это, в первую очередь, спазм сосудов на уровне плаценты. Ваш ребенок умрет через три дня. И вы этот момент даже не заметите. У вас всё будет прекрасно, ничего не будет беспокоить, а плод отомрет.