Альберто открыл пассажирскую дверцу и наклонил спинку переднего сиденья, чтобы Одиль проскользнула на заднее, где уже лежало какое-то оборудование, затем почти что с поклоном пригласил в машину Холлис.
Та заморгала, впечатленная прозаичной семиотикой старой приборной доски. Салон благоухал этническим освежителем воздуха. Это, как и боевая раскраска, вероятно, было частью особого языка, хотя с Альберто вполне бы сталось нарочно выбрать неправильный освежитель.
Он вырулил на Сансет, ловко развернулся на противоположную полосу и покатил в сторону отеля «Мондриан» по асфальту, усыпанному сухой пальмовой биомассой.
– Я ваш давнишний поклонник, – сказал Альберто.
– Его интересует история как субъективный космос. – Голос Одиль раздался почти над ухом попутчицы. – Он полагает, что этот космос рождается из травматических переживаний. Всегда и только из них.
– Травматических переживаний, – машинально повторила Холлис, когда они проезжали мимо «Pink Dot». – Альберто, тормозни, пожалуйста, у магазина. Сигарет куплю.
– ’Оллис! – укоризненно сказала француженка. – А сама говорила, не курю.
– Недавно закурила.
– Так мы уже приехали. – Альберто свернул налево и припарковался на Ларраби.
– Куда приехали? – Холлис приоткрыла дверцу, подумывая удрать, если что.
Альберто выглядел мрачным, но не то чтобы особенно сумасшедшим.
– Сейчас достану все, что нужно. Хочу, чтобы ты сперва посмотрела. Потом обсудим, если захочешь.
Он вылез из машины. Холлис – за ним. Ларраби-стрит круто сбегала навстречу озаренным равнинам города – так круто, что даже стоять на ней было не совсем уютно. Альберто помог Одиль выбраться с заднего сиденья. Та прислонилась к «фольксвагену» и спрятала ладони под мышками.
– Холодно, – пожаловалась она.
И вправду, заметила Холлис, разглядывая громаду уродливо-розового отеля над собой: без теплого ветра в воздухе сразу посвежело. Альберто пошарил на заднем сиденье, достал помятый алюминиевый футляр для камеры, обмотанный крест-накрест черной изолентой, и повел своих спутниц вверх по крутому тротуару.
Длинный серебристый автомобиль беззвучно проплыл по бульвару Сансет.
– А что здесь? Что мы такого должны увидеть? – не выдержала Холлис, когда троица дошла до угла.
Альберто встал на колени, раскрыл футляр. Внутри, в пенопластовой упаковке, лежало что-то вроде сварочной маски.
– Надень. – Альберто протянул ей маску. Вернее, щиток с мягким ремешком.
– Виртуальная реальность? – Только произнеся эти слова, Холлис поняла, что не слышала их много лет.
– «Железо» не поспевает за временем. – Альберто достал из сумки лэптоп и включил его. – По крайней мере то, что мне по карману.
Холлис надела щиток и, будто сквозь мутную пелену, посмотрела на пересечение бульвара Сансет и Кларк-стрит, отметив про себя навес над входом в «Whisky a Go-Go»[4].
Альберто осторожно вставил сбоку от щитка конец провода и, сказав: «Сюда», повел ее вдоль тротуара к низкому, выкрашенному в черный цвет фасаду без окон.
Холлис, сощурившись, прочла название на вывеске: «Viper Room».
– Сейчас. – Альберто застучал по клавишам лэптопа.
Холлис краем глаза уловила какое-то мерцание.
– Смотри. Вон туда.
Она посмотрела туда, куда он указал. На тротуаре лицом вниз лежал кто-то худой и темноволосый.
– Ночь на ’Эллуин, – объявила Одиль. – Тысяча девятьсот девяносто третий год.
Холлис подошла ближе. Тела не было. Но оно было. Альберто шел следом и нес лэптоп, следя, чтобы не вылетел провод, и даже вроде бы затаив дыхание. Холлис так точно затаила.
Она наклонилась. В мертвом юноше было что-то птичье. Острая скула отбрасывала собственную маленькую тень. Очень темные волосы. Темная рубашка, брюки в тонкую полоску.