Затем он проглотил подступивший к горлу комок горечи.

Примерно через три часа они добрались до Никко и пешком отправились в усадьбу дяди Гина, на ходу любуясь пейзажами цветущего городка, одного из старейших религиозных и паломнических центров Японии.

– Я думаю, будет здорово, если сегодня мы посмотрим на цветение сакуры и отдохнем в онсэне, а завтра побродим по Никко, здесь много всего интересного, – так расписывал планы на эти выходные Гин Хасегава, а Кицуне и Акума просто захлебывались от восторга.

– Здесь так красиво, семпай!

– Недаром же говорят: «Не говори “великолепно”, пока не увидишь Никко»!

– О, а Мартин мне постоянно говорит: «Не говори “фу”, пока не попробуешь»! – сказал Курт с детской непосредственностью. – Иначе бы я никогда к вашей еде не привык.

Гин, Акума и Кицуне лишь молча и отчаянно переглянулись.

Дядя и тетя Гина Хасегавы очень радушно встретили племянника и его гостей, даже несмотря на то, что их усадьба была переполнена постояльцами, за которыми нужен был глаз да глаз. Дядя Гина тоже оказался добродушным здоровенным детиной, созданным как раз для того, чтобы вкалывать на горячих источниках.

– Теперь ясно, в кого ты такой огромный и простецкий! – сказал Курт Гину.

– Ты правда так думаешь? – засмеялся Гин. – А мой папа говорит, что понятия не имеет, в кого я такой церемонный. Поскольку мои дядя с тетей заняты, о вас позабочусь я. Пожалуйста, чувствуйте себя, как дома.

Он загнал своих гостей в вылизанную до блеска васицу, которая оказалась его комнатой, и заставил переодеться в кимоно.

– Для тебя у меня тоже кое-что найдется, – сказал Гин Курту, вынув из раздвижного шкафа черное кимоно с красным набивным узором. – Я носил его в школе, но теперь оно мне маловато. Однако тебе, думаю, будет в самый раз.

– Да не стоит! – запротестовал Курт, покраснев и замахав руками.

– У дяди отель в традиционном японском стиле. Все постояльцы должны носить кимоно.

– Но я же не японец! Я буду выглядеть глупо!

– Не волнуйся, Куруто-кун, мы привыкли, что иностранцы носят традиционную японскую одежду, – засмеялся Кицуне.

– Иностранцы смотрят много нашего аниме, а потом приезжают в Японию и думают, что они японцы, – сказал Акума. – Раздевайся, пожалуйста!

Курта раздели по пояс. Джинсы он, раскрасневшись до кончиков ушей, пообещал снять после того, как его облачат в кимоно. Итак, в три пары рук, будто Курт был каким-то принцем, на его тонкое бледное тело надели сначала белое нижнее кимоно, а потом черное с красным набивным рисунком, которое идеально правильно запахнули и повязали оби (*пояс для кимоно).

– У тебя такая белая кожа… – заметил Кицуне, сравнив свои смуглые руки с белой, как снег, кожей Курта, сквозь которую проглядывали голубые вены. – Готов поспорить, если бы ты был гейшей, тебе бы даже не пришлось наносить пудру.

– Что ты несешь?! – шарахнулся Курт, совершенно красный от стыда и готовый побежать куда глаза глядят.

– Не дергайся, пожалуйста! – пихнул его Акума и, взяв в руки гребень, заставил сесть на пол. – Думаю, самурайская прическа будет тебе к лицу, – сказал он, придирчиво рассматривая тяжелые длинные пряди цвета вороного крыла, а затем принялся их расчесывать.

– Эй, хватит! Что за дочки-матери? – распищался опозоренный Курт.

– Мы делаем тебя похожим на японца, дурак, чтобы ты меньше бросался в глаза постояльцам!

– Вы делаете меня похожим на педика!

– Заткнись! Это твои волосы?

– Нет, блин, у Мартина взял поносить! Конечно, мои!

– Они чернее ночи! Любая девчонка обзавидуется!

– И твои глаза, Куруто-кун, – сказал Гин, уставившись на Курта в упор. – Они такие черные, что в них даже не видно зрачка.