– Ладно, – сказала Вера и, взяв фломастер, начала рисовать.

По мере того как проступал рисунок, глаза у девочки становились всё более и более круглыми, она беспомощно посматривала на Якова и наконец проговорила:

– Что это?

На листе красовался маленький домик. Над ним светило огромное солнце, и высокая сосна, раскинув разлапистые ветви, покрывала тенью горбатую крышу с торчащей трубой. От домика вилась длинная тропинка. На этом рисунок обрывался.

– Что это? – снова повторила Вера. – Как я это нарисовала?

– Здорово, да? Это волшебный фломастер. Он рисует волшебную страну.

– Правда? А откуда он у тебя?

Пришлось рассказать всю историю. А потом Яков, порывшись в кармане, достал сложенный вчетверо листочек и протянул его девочке.

– Что, ещё один секрет? – улыбнулась Вера и развернула листик.

– Правда, похожа на тебя? – Яков наклонился вместе с Верой над изображением девочки с хвостиком.

– Правда… Это что – тоже фломастер нарисовал?

– Ну да.

– Как же это? Значит, я тоже есть в этой стране?

– Или кто-то очень на тебя похожий.

Тут дверь, заскрипев, отворилась, и дети вздрогнули от неожиданности. В комнату робко зашёл незнакомый мальчик. На вид он казался старше Якова с Верой.

– Можно я тут посижу? – вежливо спросил он, отодвигая стул.

– Можно, сиди, конечно, – так же вежливо ответила за двоих Вера, засовывая в карман куртки сложенный вчетверо листок.

– Как тебя зовут? – вдруг спросил его Яков.

– Рустик, – подумав, ответил незнакомый мальчик.

– Хочешь порисовать? – опять спросил его Яков.

– Нет, спасибо, я не умею.

– Вот увидишь, у тебя получится!

– Нет, я лучше просто посижу.

– Да ладно, иди попробуй, это очень интересно, – подзадоривал его мальчик, а девочка сердито сверкала на него глазами, мол: «Зачем ты? Не надо, это ведь наш секрет!» Но Яков не унимался. Наконец Рустик сдался.

– Я же говорю, я не умею рисовать. Почти никогда не рисую, – бормотал он, подходя и усаживаясь рядом. – Ну и что рисовать?

– Что хочешь! – весело пропел Яков. – Просто начни!

Рустик подозрительно покосился на него серьёзными карими глазами и начал что-то чертить на листе, но фломастер уже творил своё волшебство, и мальчик бросил его, отдёрнув руку, будто обжёгся.

– Как это? Он как будто сам рисует! – воскликнул он.

– Продолжай, продолжай, неужели тебе не интересно, что ты нарисуешь? – напирал на него Яков.

Рустик снова взял фломастер. Линии двигались, очерчивая, видимо, ещё одного персонажа неведомой страны. Мальчик следил за рисунком, сжав губы и не мигая.

– Вот это да! – выдохнул он, когда на листе бумаги вздыбился великолепный каурый конь с тяжёлой тёмной гривой и развевающимся хвостом. – Что это?

Вера с Яковом заворожённо глядели на рисунок: они чувствовали ветер, который развевает хвост чудесного скакуна и треплет его чёлку. Их словно окутал воздух далёких краёв и обдал запахом цветов и прогретой земли. И вдруг они все втроём явственно услышали дивное ржание и удаляющийся цокот копыт. Дети посмотрели друг на друга, потом на коня: цвет рисунка начинал бледнеть, стираться, и наконец перед ними снова лежал чистый лист бумаги.

– А говорил, что не умеешь рисовать, – похлопал мальчика по плечу Яков.

Вдруг дверь распахнулась, и в комнату ввалилась целая ватага детей, хватая с вешалок свои куртки, шапки, наступая на чьи-то шарфы, весело торопясь, чтобы поскорее вывалиться на улицу и затеять игру в снежки и беготню по круглому двору, пока мамы и папы не уведут всех по домам. Один рыжий мальчишка подскочил к ребятам и смахнул со стола стопку рисунков.

– Прекрати, Макс, что ты делаешь! Хватит баловаться! – закричала на него Вера, кинувшись подбирать разлетевшиеся по комнате листы.