Действительно, «Запорожец», словно услыхав эти слова, тронулся с места, развернулся и неторопливо покатил вдаль по пустой улице.

– Вот видишь, Сидоров, как ты всё осложнил. Недаром Аскольд Софронович на тебя рассердился. Как же ты посмел, Сидоров, не сгинуть по первому его «цыку»! Как же ты забыл своё место под лавкой! Айай-ай!

Аскольд Софронович слушал это с очугуневшей челюстью. Кровь барабанила в виски, в голове крутнулся скольцованной, смятый вопрос: «Откудаоткудаоткудаотку?..» Метеорно чиркало: «кто? когда? сдали? как? неуже?..»

Хлестнул глазами по сторонам, ожидая… Кого? Внезапных машин у обочины… Приближающихся внимательных мужчин… Скользящих бесшумными тенями бойцов из «захвата»…

Нет! Слишком что-то не так в чернявой незнакомке. До колючего инея по спине не так. До закопошившегося внизу живота едкого, слякотного червя – не так…

Он стоял, привинченный к траве, не моргая, не двигаясь перед ней, и плечи его облегла жидкая тяжесть, смутная пелена ртути ломила вниз. Но профессионализм, спецподготовка, мускулистая воля с огромным трудом стали вытаскивать его из шока. Заработал рефлекс самоспасенья. «Кто? Кто они? Кто ещё знает? Смысл всего? Так! Кто бы ни была… Кто бы… потом разберёмся. Не отпускать! Телепатка? Гипнотизёрка? Специалистка по взломам психики? Ничего. Спокойно. Не отпускать! Взять инициативу…»

– Темнеет, – задумчиво сказал «подлысак», – Пошли домой, Та. Оставь его. Он надоел мне.

– Господин Свияжский нас подвезёт, – засмеялась чернявая, – Идёмте. Вы ещё не разучились водить машину?

Они ехали в полном молчании с огромной скоростью и приехали очень быстро. В начале пути у Аскольда Софроновича в голове ещё барахталось: «не отпускать … разобраться досконально… раскатать их самыми жёсткими методами… спрятать… ликвидировать…» А в конце им владела лишь саднящая тревога у перегиба в панику, нетерпенье поскорей высадить их, избавиться от странных пассажиров.

Чернявая сидела рядом с ним на переднем сиденьи. Аскольд Софронович не смотрел на неё, но чувствовал кожей, что она на него смотрит. От неё исходило нечто, чему не было объясненья в доступном ему языке. Что-то неухватимое ни рассудком, ни сопротивленным рывком воли. Проникающий в позвоночник, в костный мозг, вламывающийся под череп холод и жар вместе. Холод и жар, которые не смешивались, не становились теплом. От них сминались привычные опоры здравого смысла и простые чувства коченели. И под горлом у Аскольда Софроновича стала вспухать студенистая дрожливая тоска, и в мозгу проклёвывались крохотные зёрнышки серого хаоса.

Он довёз их, остановил машину напротив белой девятнадцатиэтажки, зная, что им здесь выходить. Зная, хотя никто из них о том не проронил ни слова.

«Подлысак» вышел. Чернявая задержалась в машине, придвинулась к Аскольду Софроновичу.

– Слушай меня. Ты – чудовище. Людоед. Ты пожираешь в людях жизненно важное вещество, которое вырабатывает лишь организм человека. Гормоны справедливости. Правильно, что боишься. Ты уже почти догадался, кто я. Тебя не испугать правосудием. Нынешнее правосудие купят твои покровители. А должное наказание для тебя сделают пол-наказанием, четверть-наказанием или сведут на нет. Тебе не страшна кара совести, с ней ты давно поладил. Посмотри на меня. Я подарю тебе Ужас Необъяснья. Ибо, объяснить – значит преодолеть. Посмотри на меня!

И начальник отдела по борьбе с организованной преступностью с кроликовым покорством поднял взгляд.

И не увидел перед собой черноволосой, гибкой, красивой женщины. Остался лишь её слабый абрис, как на недопроявленной фотобумаге.