– Волче Желтый Линь, – Волчок постарался сказать это с гордостью.

– Знакомое что-то… Но не припомню.

– Ладно, идите, – махнул рукой первый и снова зевнул.

Нет, сделать весь Особый легион такими же орлами, как в бригаде Огненного Сокола, невозможно.

– Гляди-к, деревенские теперь в город без бороды ходят! – услышал Волчок за спиной. – И не лень же им!

– Так раз в год чего ж не побриться? Они и штаны по такому случаю стирают!

Гвардейцы расхохотались. Волчок не стал оглядываться, только усмехнулся довольно. Главное, чтобы эта шутка не дошла до Огненного Сокола. А если дойдет – лучше бы они не вспомнили Желтого Линя из Усть-Углиша.

– Ты умница, – сказал он Спаске, отойдя на сотню шагов. – Но пока не расслабляйся – на тракте наверняка тоже есть дозоры.

Пять лиг до поворота на Усть-Углиш двигались вместе с артелью, продававшей в Хстов торфяные катыши, – Волчок за десять гран нашел Спаске место на телеге. Мимо них проехало три гвардейских дозора, но никто даже не посмотрел в сторону артельщиков. А подальше от города дозоров и вовсе не было – не мог Особый легион перекрыть все дороги в Млчане.

Артельщики направились дальше по тракту, а Волчок, стоя у поворота к родной деревне, подумал вдруг: прежде чем просить у Змая Спаску, надо получить благословение отца… Но лишь представил на минуту, как явится в отцовский дом с мальчишкой и скажет, что это его будущая невеста, так сразу передумал: в другой раз. Лучше самому поговорить со Змаем, зачем унижать отца отказом? А вот если Змай согласится, тогда можно все сделать честь по чести. Да и идти в Усть-Углиш совсем не по дороге…

– Устала? – спросил Волчок.

– Нет. Я же не шла, а ехала. Это вы устали.

– Мне привычно, – соврал Волчок. Он давно отвык и от долгих переходов, и от тяжелых грубых сапог.

Они повернули на север, в болота, дождавшись, когда артельщики отъедут подальше. До заката Волчок надеялся пересечь Восточный тракт, но, пройдя три лиги, сдался: без отдыха, да по грязи, да в неудобных сапогах нечего было и думать о том, чтобы пройти больше. Остров, встретившийся им на пути, был слишком соблазнительным – сухим, поросшим густой зеленой травой и тонкими березками.

– Мы лучше сейчас отдохнем, – уговаривала Спаска, – а ночью пойдем дальше. Посмотрите, как тут хорошо…

Она умыла лицо в бочажке с прозрачной бурой водой и снова стала похожа на царевича, переодетого простолюдином. Волчок велел ей разуться и разулся сам – пройти босиком по мягкой сухой траве было приятно. Им удивительно везло: за весь день не упало ни капли дождя.

Волчок достал из котомки свой гвардейский плащ и расстелил его на земле. И они сидели на нем рядом – Волчок откинулся на ствол березки, а Спаска положила голову ему на плечо. Он обнимал ее одной рукой и иногда зарывался лицом в ее остриженные волосы – мягкие, как дорогой мех.

– Если бы можно было сидеть так всю жизнь… – вздохнула Спаска и положила руку ему на грудь.

– Надоест, – улыбнулся Волчок.

– Не надоест, – ответила она. – Я когда рядом с вами, мне так хорошо…

– Поспи немного. В самом деле, ночью идти безопасней – когда еще выспишься?

– Мне жалко спать. Знаете, я так скучала без вас в замке, что думала: не засну ни на минуту, когда снова с вами встречусь.

Но после того как они поели пирогов, собранных мамонькой на дорогу, Спаска задремала, и Волчок поудобней устроил ее голову у себя на коленях, как на подушке, накрыл ее полой плаща – но сам заснуть не мог, с удивлением думая, что ему тоже «жалко спать». Он боялся шевельнуться, чтобы ненароком ее не разбудить, а внутри все переворачивалось – то от счастья, то от страха за нее, то от боли предстоящей разлуки, то от желания прижать ее к себе покрепче, то от накатывавшей волнами нежности… Он догадывался, что благополучный выход из Хстова еще ничего не значит, что все подходы к замку перекрыты и, стоит на болотах подуть ветру, Особый легион тут же нападет на след колдуньи, но… Но почему-то чувствовал себя всесильным. Как тогда, в апреле, выходя в одиночку против десяти сабель.