– А чего ж тут смешного?

– А они все на одно лицо! На лицо нашего следопыта Любопыта! – захихикала Высмеяна. – Только растительностью отличаются. Один с усиками подростковыми, второй с огромной бородой, третий Любопыт с бакенбардами, как будто щётки в щёки навтыкал, четвёртый лысый, как пятка, пятый с косичками, как девочка, шестой бровастый, седьмой вихрастый, восьмой с щетиной, девятый Любопыт яркий блондин, десятый Любопыт жгучий брюнет, одиннадцатый рыжий и ещё один седой. Стоят такие в рядок, руки в боки женихи. Выбирай на вкус любой.

– Понятно, – лукаво улыбнулся Карикатур. – В общем, как ни выбирай, а получится Любопыт.

– Ой, всё! Ничего тебе рассказывать больше не буду! Высмеиваешь только, – слегка покраснев, слегка обиженно сказала Высмеяна и вышла из кабинета.

– Ваше Великодушие! – почти в тот же момент крикнул откуда-то из глубины дома-резиденции помощник Карикатура Остряк Самоучкин.

– А! Чего?

– К Вам министр нехихиции Клон-Клан Каламбурц!

– Зови, конечно, он всегда с хорошими новостями!

Тут же в кабинет чуть ли не вприпрыжку вбежал румяный Каламбурц.

– Я с плохими новостями!

– Вот сейчас неожиданно. Хотя чуялось, чего уж там… Что за новости?

– С какой начать?

– Выбор так себе. Ну, давай со второй.

– Её содержат в нечеловеческих условиях!

– Без первой, видимо, никуда. Давай первую новость.

– Ш-утку похитили. Ну и содержат в нечеловеческих условиях.

– Ну так она и не человек, значит, и условия нечело… – хотел пошутить Карикатур, но внезапно схватился за сердце. – Чтоооо!? Как похитили? Когда? Кто? Зачем? Почему? За что?

*****

В Тоскливии тоже шёл месяц май, а утро уже пришло.

Гневи́н Девятый Второй был полностью готов к работе, но работать однозначно не хотел. В строгом чёрном костюме с чёрным галстуком он сидел за чёрным столом и, щурясь, сердито смотрел на пробивающийся сквозь чёрные шторы солнечный луч. Последние полчаса луч упрямо крался по столу к нервно постукивающим гневинским пальцам. Убирать руки со стола президент не хотел, но и вставать, чтобы задёрнуть шторы, ему тоже было лень, поэтому без каких-либо вариантов приходилось только дожидаться, чем же это противостояние закончится. Что победит? Злой уверенный взгляд или тёплый осторожный луч? До развязки оставалось несколько сантиметров и минут, слышалось сердитое президентское сопение да постукивание пальцев. И вот луч почти уже коснулся рук, Гневин перестал шевелить пальцами, но, как ни странно, постукивание не прекратилось. Кто-то явно осторожно стучался в кабинет.

– Ну кто там? Входи уже! – сердито крикнул Гневин, раздосадованный вынужденной ничьёй в битве с лучом.

– Господин Президент, к Вам министр внутристранных и почти всех дел. Говорит, что по очень срочному внутристранному делу, – чётко отчеканил возникший на пороге прислужник-секретарь Кактебятам.

– Сначала задёрни-ка шторы до конца, а потом давай запускай министра этого раннего. Ни минуты покоя! – Гневин скрестил руки на груди, сделал выражение лица посердитей и откинулся в кресле.

Кактебятам быстро и легко избавился от луча на столе и выскочил за дверь. Через мгновение в тёмный кабинет вошёл министр почти всех дел Тоскливии Злюк Сварливый, и, пытаясь что-то рассмотреть в потёмках, молча встал перед столом с готовностью рапортовать.

– Ну и в чëм дело?

– Дело сделано!

– А заведено?

– Заведено!

– А закрыто?

– Закрываем.

– А что за дело?

– Дело о Ш-утке.

– Шутка про меня?

– Ш-утка – это птица.

– Опять напыщенный павлин? Было. Не смешно.

– Не павлин. Ш-утка!

– Что ты мне тут шутишь?! Я сейчас тоже начну шутить про птиц! Будешь как страус!

– Какой страус?