– Жаль, хлеба нет, – посетовал Осип.

– Так вот же свежий хлеб. Позавчера был сегодняшним, – вяло отозвалась малахольная дама без возраста в огромных очках, доселе ничем себя не проявлявшая. Оказалась хозяйкой комнаты. В тусне её звали «Мамой». А настоящее имя мы так и не узнали.

Жизнь налаживалась. Ким заулыбалась. Как же неестественно белы её зубы! Жирный голубь уселся на отлив за давно немытыми стёклами и враждебно нахохлился в нашу сторону.

Болтовня потихоньку слила́сь в одну полноводную реку, обсуждали примитивные тексты российской попсы. Фронтмен, он же гитарист и запевала, с апломбом рассказал, что в своих текстах старается избегать пошлостей и банальностей.

– Только не всегда получается, – с улыбкой срезал его басист.

– Да ладно вам, старики! – примирительно выступил барабанщик.

– В англоязычных песнях тоже куча фигни, – подключился я.

– И ещё какой! – подтвердил клавишник. – Если буквально читать тексты хитов, волосы встают дыбом.

– Сколько придыханий, к примеру, по поводу Синатры, – напомнил я. – Принято считать, что Stranger in the Night – песня о любви с первого взгляда. Типа, что-то в твоих глазах меня впечатлило; что-то в твоей улыбке меня зацепило. Ага!

– И сердце ему подсказало… – клавишник явно был в теме.

– Да! Давайте пристально поглядим, что же подсказало Синатре его сердце? Что он влюбился на всю жизнь? Щас! Буквально он спел следующее: I must have you, то есть «я должен вас иметь».

– Поиметь, – захихикал барабанщик и подмигнул мисс Палмер.

– Вот и вся любовь от американских прото-джентльменов с набриолиненным хэйром, – витиевато выразился Осип Нищебродский. – О́рган любви у них находится не в сердце, а в любофизе. Английский язык не церемонится с женщинами.

На этом сдвинули чашки и хлебнули холодного пивка.

Дог степенно обошёл стол и водрузил на него морду с противоположной стороны. Так ему сподручнее было следить за беседой. Проглотив пиво, я первым открыл рот:

– Парадокс! Все, кто умеют петь, поют мелодию песни одинаково, а вот те, кто петь не умеет – не попадают в ноты по-разному.

– Мудро! – кротко согласились рокеры и переглянулись.

– А ещё наши постоянно тырят мелодии, – пощупал новую тему лидер группы.

– Да ладно, у них там тоже тырят, – поспорил басист. – Вот спел же Джо Дассен песню Рода Стюарта.

– Только Род пел про то, как он бороздит солёные воды на яхте, – напомнил я, – а Джо под ту же самую мелодию ничтоже сумняшеся наболтал в микрофон, что музыка – это смех.

– Ну, я не согласен, – обиделся клавишник, единственный из рок-группы, оказавшийся с классическим музыкальным образованием. – Музыка – это и военные оркестры, и похоронный марш. А если шире посмотреть: консерватория, зал Чайковского, Большой театр, наконец. Какой же это смех?

– И действительно! – согласился я. – А вот у Дассена – смех. А потом он там говорит, что его музыка приходит к тебе.

– Ага, и ты ржёшь! – не выдержал Осип Нищебродский, клоша́р и по совместительству физик.

– Да чего там, мы и сами не прочь повеселиться на репетициях, – замирил тусу барабанщик. – Под пивасик отчего ж не поржать?

Наезд на шансонье был несправедлив, и я не мог пройти мимо.

– Вообще-то, автор этой песни – Гейвин Сазерленд23. И у Джо Дассена24 на пластинке его авторство так же отмечено, как и у Рода Стюарта25. Так что мелодию никто не воровал. А французский текст заново состряпали. Так часто бывает.

– Откуда знаешь?

– Был у меня этот винил.

– Крутой чувак. Буржуйские пластинки слушаешь! – восхитился барабанщик. – А что из Kiss у тебя есть?

– Ничего, – рассмеялся я, – я другую музыку слушаю. Но если тебе «Кисы́» нужны, езжай на горбушку, прикупишь недорого.