И почему-то краше солнце
Опять всходило чрез минуту,
И почему-то я всё то же
Безумие благовещу,
И, сызнова на то похоже,
Я крылья в вечность опущу
Из подземельной колыбели
И двинусь обновленным в путь,
И бирюзовые свирели,
Которых жизненная муть,
Которых скорбь еще ни разу
В веках коснуться не могла,
Опять священному экстазу
Отпустят смело удила,
И светлозарнейшая песнь
Сожжет действительности плесень,
И я немеркнущую душу
Волнам безбережным отдам
И плача ритмом не нарушу
Голубокрылый Божий храм!
Надежд ожившие гирлянды
Обветрившиеся аканты
Полуразрушенных аркад
В том храме Божьем озарят,
И небожителей великих
Я узрю пламенные лики,
Те лики, что, когда я замер
В агонии, мне бледный мрамор
В предсмертья блекнущих рельефах
Повыявлял в лазурных нефах:
Лик Мамы Вечности нетленной,
Лик Божества несовершенный,
Творца вертящихся стихий
И темно-синих литургий!
Ах, нет, я не конечный прах,
Меня не жалует гробница;
Забрызжет в зреющих веках
Опять немеркнущая птица
Необычайности моей,
Вселенной серый соловей!
Да и теперь еще не мертвый
Влачится по снегу и по льду,
Еще фантазии когорты
Подвластны нищему кобольду,
Еще из гроздий наслажденья
Я муку творческую пью,
Еще великое творенье
Из небылицы создаю.
II
В иллюзий замок я намерен
Уйти до страшного суда
И увести в лазурный терем
Мое печальное дитя!
Не бойся, замок мой не тесен,
Он был всегда отчизной песен,
И теремок его не страшен
Среди кольца лазурных башен.
Не знает золоченых рамок
Мечты волшебный этот замок,
Не знает рабского ярма,
Хотя и он моя тюрьма!
Подъемли взор: дом необъятный
Лазури тысячепалатный
Ты видишь там, – то терем твой!
То нам завещанный покой!
Там вечный, чистый и пригожий
На маем постланное ложе
Придет к избраннице жених.
И псалмопевца райский стих
Дитя земли обворожит,
Что в пухе розовом лежит,
Что тучек алых покрывало
От взоров жениха скрывало.
Но он, склонясь к ее плечу,
Поднимет легкую парчу
И, рядом опустясь легко,
Устами красное ушко,
Плененное волной кудрей,
Освободит и скажет ей:
– Я неиспепелимый Феникс,
Царевна, твой смиренный пленник!
И я люблю неугасимой,
Рожденной долгой-долгой схимой
Любовью милую тебя!
Верижник нищий бытия
Для изначального напева
К Эдема голубым садам
Тебя, искупленная Ева,
Привел, как праотец Адам.
Души возлюбленной напиток
Испей: она святой Грааль,
Очей неизъяснимый свиток
Читай: в них умерла печаль!
Неугасимые лампады
Мы перед ликом Божества,
И, опьяненных от услады,
Нас рая свежая трава
Сокроет от очей завистных,
Познанья горечью нечистых.
Но прародителями тлену
Возлюбленных не выдаст рай;
Его колеблемую стену
Вороний не пронижет грай:
Познанья дерево с корнями
Мы вырвали из белых туч
И с ядовитыми плодами
Скатили по уступам круч!
Еву создал для Адама
Зодчий мира Саваоф,
Мир же – радужная рама
Эроса священных строф!
20 февраля
Феодосия
Псалтирь
Псалом II
Господь меня сделал недужным,
Чтоб шел я по пажитям южным
И в солнце влюбился, и в розы,
И в схимников чистые грезы.
Господь меня сделал калекой,
Чтоб вертелом грудь человека
Не мог я пронзить ради гривны
И долга комедий противных.
Господь меня сделал и нищим,
Чтоб жил я по людным кладбищам,
С живых мертвецов ожерелья
Не крал я, как все, от безделья.
Господь меня сделал парящим,
Чтоб мог я до гроба любящим
Ему в голубом фимиаме
Служить в непостроенном храме.
Господь меня сделал безумцем,
Чтоб стал я опять вольнодумцем
И, в старый уйдя монастырь,
Там новую создал псалтырь!
19 февраля
Псалом III
Не пора ль в голубую могильницу
Безнадежный зарыть вертоград,
Не пора ли седую родильницу
Отрешить от озлобленных чад?
Не возмездья прошу я Иеремии,
Не заслуженных ада наград,
Но бесплодье последней анемии
Для людских запаршивевших стад!
Бесполезно Христовой им кротости