– Эй, очнись, – чей-то голос пытался вырвать меня из этой эйфории, мощи, силы, Энергии. А, чего хотите?.. Приоткрываю глаза – Лизард. Кто же еще? Ненавижу, потому что знаю, такое не повторится, поэтому так и говорю:

– Ненавижу тебя.

– Нормально, – изумлен, – и за что?

– Ты меня вырвал из… – и тут понимаю, что, кроме глупых, банальных фраз, ничего не могу придумать. Осталось только ощущение, музыка развеяна, то, что было, останется еще недолго в какой-нибудь из четырех миллиардов ячеек мозга. Потом постепенно начнется линька этого фрагмента жизни. Уже завтра он будет другим. И так изо дня в день, как любое воспоминание, обрастет ненужными подробностями и воспоминаниями других эпизодов, сравнениями, глупыми ненужными сомнениями. Не останется этого ощущения, будто и не было его. Все – «финита ля комедия».

– Из чего? – спросил Лизард.

– Из ощущения.

Говорить больше не хотелось. Хотелось забиться куда-то в угол и курить, курить, курить. Что я и сделал. Лизард, наверное, меня понял, потому что взял бас, включил комбик, не обращая на меня внимания, и ударил по струнам. Короткая слэповая фраза. Пауза и еще одна. И еще. И вот я опять парю где-то в Энергии. Смеюсь и радуюсь. Я снова здесь, с вами, хочется кричать от счастья. На меня надвигается что-то багряное, но нет беспокойства. Это мое будущее. Но картинка не проясняется, а словно отодвигается. Энергия гаснет, тускнеет, я без поддержки па-да-юууу…

«Из темноты выплывают глаза. Два странных желтых глаза с вертикальными зрачками. Исчезают и снова появляются из-под век, коими является темнота. Моргнули снова и вдруг стали засасывать, вбирать в себя, тормозя падение. Вырваться – это только сон, только глупый странный сон. Дернулся в забытьи… и очнулся на полу, сверзившись с комбика, и тут же, не обращая внимания на боль в колене, бросился бежать, не соображая, где я, к выходу. Теперь вверх по лестнице, быстрее, сзади топот. Покачнулся на последней ступеньке, не удержался и пропахал на брюхе лестницу. И снова, сначала на коленях, цепляясь пальцами за ступени, лезу вверх, обдираю ладони, головой открываю дверь, буквально вышибаю ее и падаю в грязь. На четвереньках убегаю. Ливень, через некоторое время останавливаюсь на какой-то улочке, выложенной булыжником. Ветер бьет в лицо струями дождя, словно умывая. Прихожу в себя. Встаю. Дождь и слезы смешиваются на лице. Одиночество и безнадежность. Волосы налипли на лоб. Реву, как маленький. Кричу что-то бессвязное в небо. И давлюсь своими слезами и хрипами. Хочется выть или биться о стены, или просто ползать от бессилия. Падаю на колени и кулаками о булыжник.

Вдруг кто-то поднимает за плечи. Лизард. Только одно слово – брат. И он стоит такой надежный и крепкий, родной… Утыкаюсь ему в плечо. И реву… Слезы иссякают, дождь успокаивается.

– Успокойся, все о’кей.

– Пусто, все вокруг пусто. И внутри пусто. Я, наверное, уже никогда не смогу закрыть глаза.

– Не бойся. Слышишь? Все уже кончилось. Все будет хорошо, ты выкарабкался. Люди искусства похожи на ныряльщиков. Но некоторые ныряют слишком глубоко.., ты выплыл.

– Знаешь, это как… звонят в дверь, открываешь. А там – пустота.

– «За открывшейся дверью – пустота, это значит, что кто-то пришел за тобой». Ты заглянул в мгновение жизни, мгновение реальной жизни, а оно сродни смерти.

Он подтолкнул меня вперед.

– Некоторые живут без страха смерти. Как бессмертные. Иногда мне кажется, что знай мы час смерти – мы успевали бы больше. Подстегивает это тиканье мгновений. И жизнь вдруг приобретает стремительность – не конечность, а именно стремительность. И вкладываешь в каждый миг душу…