Курю. Ветер раскачивает фонарь, а дождь вроде стих. Опять хочется спать.

– Хватит, соня, – послышался знакомый голос.

– Лизард?

Еще минуту назад в вагоне никого не было, а теперь он стоит, как ни в чем не бывало, с гитарой в руках, и изморось вплетает седину в его волосы, и вроде бы он старше…

пел Лизард. И музыка была нежной и тревожной одновременно. Какой-то надлом был в этом «расстрелять в ночь все свое тепло».

– О чем это?

– О чем? Не знаю. Честно. Художник выражает ощущение мира в тот или иной момент. Тогда, когда это писалось, я пил кофе и вспоминал своих друзей на маленькой кухне. А толчок ко всему – зимнее, усталое солнце. Ты заметил, какое оно зимой, в конце января? Тусклый, грязно-желтый, апатичный ярлык. Словно солнце, устав, поставило вместо себя манекена-робота, написав у него на груди «Я». Вроде есть оно, а вроде и нет. Ладно, пойдем.

И мы пробирались сквозь какие-то немыслимые заборы и кусты. Спускались и поднимались по раскисшей земле оврагов. И наконец выбрались к какому-то зданию. «Кажется, здесь», – сказал Лизард, подойдя к двери в подвал.

– Осторожнее, темно, первая ступенька качается, – предупредил он, и вовремя. Я чуть было не скатился вниз по слишком крутым ступеням. Лизард тем временем продолжал:

– Под этим домом когда-то было бомбоубежище, звукоизоляция – кайф, в доме ничего не слышно, ну, и ребята слегка заняли это место. Прикольную музыку играют, и вообще, общаются в кайф.

Бомбоубежище было достаточно большим. Слабо освещенное помещение не создавало того уюта, какой бывает обычно при таком свете. Скорее было голо и серо По потолку струился сигаретный дым в количестве более чем достаточном, чтобы накуриться. Легкий запах «травы». Курили, но «достаточно времени назад», а может, мне это просто чудилось. Плакаты на стенах, и на удивление чистый пол. Четыре комбика, небольшой пульт, раскладушка, «аппарат» на класс выше «среднестатистического». Никакой звукоизоляции. Звук должен здесь прыгать и создавать страшную какофонию. «Тесловский» магнитофон на восемь дорожек со снятой крышкой. Самодельные полки с проводами, паяльниками, стаканами и прочей дребеденью, то есть, извините, другими необходимыми мелочами. Горой сваленные чехлы в углу, на которых кто-то спал. Очень тихо звучала музыка, что-то похожее на «Dead can dance», просвещенные ребята «Денс», конечно, не Том Уэйтс, и тем более не «Nine Inch Nails», но по-прежнему андеграунд.

– Это не «Дэнс», – словно угадав мои мысли, сказал Лизард.

– Но ведь похоже на «Птиц».

– Это только вступление, слушай дальше.

Мы уселись на комбиках, закурили и стали слушать «Восход солнца», как мысленно я обозвал вступление. Вдруг появился стук, сначала издалека, приглушенный, он нарастал, ширился, и вдруг совершенно неожиданно вступил бас. «Клацаюший» звук слэпа. Синкопа. Очень короткая фраза, пауза, в которой слышно эхо, и вдруг еше одна такая же четкая фраза. Паузы все сокращались. И вот запульсировал, забился резкий ритм, вплелся в него ударник. Что это, буйство африканских ритуальных барабанов или бешеная пляска шамана? Так же неожиданно – гитара с «примочкой», и следом же – соло-гитара с «вау-вау». Нарастает. Стихия. Полет в бурю. Эмоция. Чистая колдовская энергия. Пьянит. Рвет в клочья дым усталости. Стискиваю зубы на очередной сигарете в ожидании развития. Ну, куда же еще круче? Хорал? Все, потерялся, исчез, растворился. Мощь окружающая, жгуты энергии, разрывы ее, будущее и прошедшее – все нереально и реально…