– Иногда в вашей истории проскальзывают детали, которые… словно заставляют меня стать соучастником.

– Вот как? – машинально повторяюсь я, потому что в очередной раз сбита с толку.

Граф только что сделал мне комплимент. Похоже, искренне. Это чертовски странно.

– Например, занавеска, которая коснулась обнаженного плеча Ксении. Я не только увидел ее – я почувствовал, как прозрачный тюль, расшитый золотом, нежно шурша, соскальзывает с женского плеча. Возможно, я даже понимаю, что именно так зацепило Глеба, – заканчивает откровенничать Граф и глушит двигатель.

– Вот… – я вовремя спохватываюсь и заканчиваю фразу по-другому, – …и зачем вы привезли меня сюда?

Мы стоим на небольшой пустой парковке. Тропинка, освещенная низкими, круглыми фонарями теряется между деревьями. Бредем по ней. Зябко. Под короткую кожаную курточку проскальзывает ветер. Он трогает лицо, играет с распущенными волосами.

Хрустящий, прозрачный октябрь.

Бреду, машинально подбивая носками сапог сухую листву. Люблю этот звук – шепот осени. Я почти забываю, что за мной следует Граф.

– Вы когда-нибудь испытывали нечто похожее на то, что чувствует Глеб к Ксении?

– Нет, – признаюсь я, не принимая в расчет, что одна правда автоматически открывает другую, о которой я рассказывать не собираюсь.

Граф тотчас же пользуется моей оплошностью.

– Но при этом вы очень ярко и правдоподобно описываете его состояние, – мы подходим к развилке, я оглядываюсь, и Граф жестом предлагает следовать налево.

Там, на деревянном крыльце над вывеской «Набережная, 13», покачивается одинокий желтый фонарь. В такт его движению то удлиняются, то укорачиваются тени кресла-качалки со стопкой полосатых пледов и листьев виноградной лозы, ползущей по деревянной колонне.

«Набережная, 13» – название одной из книг Графа. Герой его романа снимал комнату на втором этаже одноименного кафе. Как-то за кружкой пива хозяин заведения проговорился, что на каждом столике установил прослушивающие устройства – вмонтировал в подсвечники, – чтобы узнать мнение посетителей о его блюдах. Герой оказался не промах и смекнул, что таким образом можно выведывать информацию не только о еде. Так он оказался в центре крупнейшего коррупционного скандала.

После этой книги Графу пришлось на два года уехать из страны. Он даже фамилии в романе полностью не удосужился поменять – только пару букв.

– Если не личный опыт вам помогает, значит, вы от кого-то эту историю услышали. От кого же? – не унимается Граф.

Я набираю в легкие воздух, чтобы выдать очередную порцию обмана, но Граф прикладывает палец к губам, словно не сам только что задал вопрос.

– Не портите момент, – и распахивает передо мной дверь кафе.

Здесь уютно. Никакого глянца и богемной роскоши коттеджа. С десяток столиков, расставленных в произвольном порядке, и у каждого места есть что-то особенное, какой-то бонус. Столик у входа, за перегородкой, почти скрыт от глаз – можно уединиться. Тот, что слева, ближе всего к камину. Есть центральный – для тех, кто любит привлекать внимание. Есть столик с диванчиком. И у книжного шкафа. Граф выбирает место у окна.

– Хозяева кафе не в обиде, что вы испачкали название их заведения скандалом?

– Обида? – искренне удивляется Граф, галантно пододвигая мне стул. – После выхода книги количество посетителей увеличилось вчетверо.

– Незаметно, что это место пользуется популярностью, – замечаю я, не стесняясь подошедшей официантки. – Сейчас мы единственные посетители.

Граф бросает на официантку взгляд – мол, простите мою спутницу, она не ведает, что творит, – и передает мне меню.

– Потому что сейчас глубокая ночь – рабочее время давно окончилось. Его открыли для нас по моей просьбе. Вы голодны?