Но в ее защиту можно сказать, что говорила она все четко, ясно и понятно. Дикция и ораторство были на топ уровне. По этой причине она заслуженно не признавала в этом своей вины и для многих являлась ярчайшим представителем «красных», хоть было это совсем не так. Своим безумием она не делилась. Ни-ко-гда. Она лишь срывала покровы с твоего.

– Руса, хватит! Серьезно, свобода? Это выбор рабства в ассортименте, а не свобода. Настоящая свобода – быть свободным от выбора. И не называй меня джокером. Я не буду играть в твои или другие игры. Сегодня без транзакций. Я вообще не буду играть в это. Я выздоровел, — все же развернувшись, он увидел ее – своего единственного друга здесь. Порой, люди были настолько хороши, что при взгляде на них ты не мог избежать вопроса «Чем я заслужил таких?».

Ирония, не правда ли? Человек, который не верил в дружбу между мужчиной и женщиной, попав в отработанный по графику и контролируемый полностью день и ночь комбинат (т.е. не в самые благоприятные условия для положительных открытий), посреди этого пекла нашел своего проводника и друга в лице девушки. Впрочем, он пересмотрел свои взгляды и решил, что дружба возможна. Но после золотого гвоздя, то есть некоторой интимной близости. Здесь важны два уточнения.

Во-первых, интимной близостью не обязательно должен быть секс. Им с Русой, например, хватило ночи, проведенной в обнимку в подсобке, пока их искали медработники. Днем мужское и женское отделение соединяют, но по ночам это строго запрещено. А этим двум безумцам, нашедшим утешение, оправдание и понимание друг в друге – все то, чего не достает больным, не хватило сил расстаться друг с другом после первой же встречи. Боялись, что их отберут друг у друга. В этом и заключается терапия – отбирать у психа то, что способно придать ему сил оставаться на своих, пусть и странных, ногах.

И, во-вторых, это ни в коем случае не панацея. Не каждый заколоченный золотой гвоздь ведет к дружбе. Иногда, вбивая золотой гвоздь дружбы, ты заколачиваешь крышку гроба той самой дружбы. Сент-Бев об этом не подумал, а всего лишь надо было попасть в дурдом или морг. На самом деле, он не обязательно должен быть золотым, да и гвоздем тоже. Просто «бронзовый шуруп дружбы», «оловянный гвоздь скрепления» или «золотая гайка неразлучности» – звучит как-то не так, либо… дело привычки.

– Да, выглядишь ты лучше. Я уж думала, сгинешь. Ты около месяца в «замерзшие» прописался. Ну и как на том полушарии мозга? Таблетки попустили? Признавайся, толерантность заработал? — сказала она, эффектно отбросив свою светлую челку назад и обнажив беленький шрамик у брови. Только с появлением Яниса Руса перестала постоянно носить челку на глазах.

«Замерзшие» – они же овощи, зомби, медузы, растения, мебель. Каждый называл их по мере собственного отношения, сострадания и уважения. Янис остановился на овощах – это казалось ему гуманным. Особенно по отношению к животным.

– Нет, я взаправду выздоровел. Испытал катарсис телевизионного эфира, — Янис старался говорить как можно серьезнее, при этом придерживая рукой левый глаз в открытом положении. Он мог подмигивать только правым глазом, но левый отдельно от правого не всегда желал оставаться открытым. Зрелище, конечно, специфическое.

Выглядеть красиво в больнице сложно, особенно в дурдоме, но Русе, точнее Русалке, это удавалось. Естество не скрыть усталостью и безумием. Пусть ее серые глаза и блестели неким отклонением, но если бы в вашем присутствии она не раскрыла рот, вы ничего бы не заподозрили. И да, обычно говорят «шрамы украшают мужчин», в ее случае это относилось и к девушкам. Ее шрамик над правой бровью, которого она по началу общения стеснялась, был прекрасной изюминкой, как фирменная подпись живописца.