Мастера действительно не было. За столом в уже знакомой аудитории главным был педагог курса – мужчина лет сорока, длинноволосый и длиннолицый. Увидев его, Аля почему-то сразу вспомнила руководителя драмкружка, который сказал, что она занята только собой, – и настроение у нее испортилось.
«Но хотя бы не волнуюсь почти, – подумала она. – Уже неплохо…»
Рядом с педагогом сидели какие-то женщины – тоже, наверное, преподавательницы – и несколько совсем молодых людей. Аля уже знала, что это студенты мастера, которых приглашают послушать абитуриентов на первом туре.
Она подготовила басню «Ворона и лисица» – хотя терпеть не могла басен, но ведь положено, – еще стихотворение Ахматовой про сероглазого короля и отрывок из «Дубровского», в котором Маша говорит, что она жена князя Верейского.
Педагог слушал, откинув голову назад и прикрыв глаза рукою.
– Достаточно, – сказал он, не дослушав последнюю строфу стихотворения. – Пожалуйста, басню.
Чтение басни он прервал на словах «Голубушка, как хороша…» – как раз когда Аля изо всех сил старалась, чтобы ее голос передавал лисью хитрость.
Конец пушкинского отрывка – самый главный момент, в котором было и про отчаяние Дубровского, и про волнение души, и про Машин отказ – ей тоже дочитать не удалось.
Педагог, имени которого она даже не успела узнать накануне первого тура, отвел руку от лица и, почти не глядя на Алю, произнес:
– Достаточно, благодарю вас, больше не задерживаю.
Никто ему не возразил.
Все это длилось не больше десяти минут, и Аля так растерялась, что не могла понять, что делать теперь: выйти из аудитории или сесть на стул рядом с остальными абитуриентами, вызванными вместе с нею в аудиторию?
Она села на свое место и слушала, как высокий светловолосый парень читает «Квартет» Крылова. Глаза у парня были веселые, а лицо до того подвижное, что ему, казалось, даже и не надо было произносить слова Осла, Козла и проказницы Мартышки – все интонации чувствовались в его выразительной мимике.
Педагог на этот раз не прикрывал глаза рукой, а, наоборот, внимательно следил за светловолосым парнем. Студенты потихоньку смеялись, и Аля прекрасно понимала, почему: просто оторваться было невозможно!
Ей стало тоскливо и захотелось плакать. Такими невыразительными показались собственные интонации, когда она вспомнила, как читала про сероглазого короля… Конечно, на нее и смотреть-то было необязательно!
Аля уже успела понять, что слухи распространяются по коридору со скоростью звука. Но пока даже здесь никто ничего не знал; надо было ждать до шести вечера – тогда должны были объявить результаты первого тура.
Аля взглянула на часы: было двенадцать, она прошла в числе первых. Шесть часов! Да она с ума сойдет за это время в одиночестве… Может, вообще не уходить отсюда? Все-таки люди кругом, хотя все нервничают и это не добавляет уверенности…
– Не переживай, мать! – хлопнул ее по плечу один из парней с гитарами – кажется, он представился Федором, но Аля забыла его имя в ту же минуту, как услышала. – Читала ты роскошно! Пошли лучше пока прогуляемся – разгрузимся от стресса!..
Нетрудно было догадаться, как он предполагает разгрузиться: наверняка принять сто грамм в ближайшем кафе. И, может быть, это было бы даже кстати: действительно, нервы… Но Аля вдруг почувствовала, что не хочет сейчас ни с кем разговаривать, не хочет гадать о результатах первого тура – да просто ничего не хочет!
Странная апатия охватила ее… Махнув рукой, она медленно пошла по коридору.
Все было совсем не так, как она ожидала. Пожалуй, Аля меньше переживала бы, если бы наверняка узнала, что провалилась – ну, может быть, поплакала бы. А так… Кажется, она не провалилась, но и внимания к себе наверняка не привлекла. Все было так буднично, так обыкновенно… Аля снова подумала, что она – самая невыразительная в этой гудящей толпе.