Я свой приговор прочитаю:
В их шепоте – повесть измены моей,
   В улыбке укор угадаю:
Что место мое не на пышном балу,
   А в дальней пустыне угрюмой,
Где узник усталый в тюремном углу
   Терзается лютою думой,
Один… без опоры… Скорее к нему!
   Там только вздохну я свободно.
Делила с ним радость, делить и тюрьму
   Должна я… Так небу угодно!..
Простите, родные! Мне сердце давно
   Мое подсказало решенье.
И верю я твердо: от Бога оно!
   А в вас говорит – сожаленье.
Да, ежели выбор решить я должна
   Меж мужем и сыном – не боле,
Иду я туда, где я больше нужна,
   Иду я к тому, кто в неволе!
Я сына оставлю в семействе родном,
   Он скоро меня позабудет.
Пусть дедушка будут малютке отцом,
   Сестра ему матерью будет.
Он так еще мал! А когда подрастет
   И страшную тайну узнает,
Я верю: он матери чувство поймет
   И сердце ее оправдает!
Но если останусь я с ним… и потом
   Он тайну узнает и спросит:
«Зачем не пошла ты за бедным отцом?..»
   И слово укора мне бросит?
О, лучше в могилу мне заживо лечь,
   Чем мужа лишить утешенья
И в будущем сына презренье навлечь…
   Нет, нет! не хочу я презренья!..
А может случиться – подумать боюсь! —
   Я первого мужа забуду,
Условиям новой семьи подчинюсь
   И сыну не матерью буду,
А мачехой лютой?.. Горю со стыда…
   Прости меня, бедный изгнанник!
Тебя позабыть! Никогда! никогда!
   Ты сердца единый избранник…
Отец! ты не знаешь, как дорог он мне!
   Его ты не знаешь! Сначала,
В блестящем наряде, на гордом коне,
   Его пред полком я видала;
О подвигах жизни его боевой
   Рассказы товарищей боя
Я слушала жадно – и всею душой
   Я в нем полюбила героя…
Позднее я в нем полюбила отца
   Малютки, рожденного мною.
Разлука тянулась меж тем без конца.
   Он твердо стоял под грозою…
Вы знаете, где мы увиделись вновь —
   Судьба свою волю творила! —
Последнюю, лучшую сердца любовь
   В тюрьме я ему подарила!
Напрасно чернила его клевета,
   Он был безупречней, чем прежде,
И я полюбила его, как Христа…
   В своей арестантской одежде
Теперь он бессменно стоит предо мной,
   Величием кротким сияя.
Терновый венец над его головой,
   Во взоре – любовь неземная…
Отец мой! должна я увидеть его…
   Умру я, тоскуя по муже…
Ты, долгу служа, не щадил ничего
   И нас научил ты тому же…
Герой, выводивший своих сыновей
   Туда, где смертельней сраженье, —
Не верю, чтоб дочери бедной своей
   Ты сам не одобрил решенье!»
Вот что я продумала в долгую ночь,
   И так я с отцом говорила…
Он тихо сказал: «Сумасшедшая дочь!»
   И вышел: молчали уныло
И братья, и мать… Я ушла наконец…
   Тяжелые дни потянулись:
Как туча ходил недовольный отец,
   Другие домашние дулись.
Никто не хотел ни советом помочь,
   Ни делом; но я не дремала,
Опять провела я бессонную ночь:
   Письмо к государю писала
(В то время молва начала разглашать,
   Что будто вернуть Трубецкую
С дороги велел государь. Испытать
   Боялась я участь такую,
Но слух был неверен). Письмо отвезла
   Сестра моя, Катя Орлова.
Сам царь отвечал мне… Спасибо, нашла
   В ответе я доброе слово!
Он был элегантен и мил (Николай
   Писал по-французски). Сначала
Сказал государь, как ужасен тот край,
   Куда я поехать желала,
Как грубы там люди, как жизнь тяжела,
   Как возраст мой хрупок и нежен;
Потом намекнул (я не вдруг поняла)
   На то, что возврат безнадежен;
А дальше – изволил хвалою почтить
   Решимость мою, сожалея,
Что, долгу покорный, не мог пощадить
   Преступного мужа… Не смея
Противиться чувствам высоким таким,
   Давал он свое позволенье;
Но лучше желал бы, чтоб с сыном моим
   Осталась я дома…
   Волненье
Меня охватило. «Я еду!» Давно
   Так радостно сердце не билось…
«Я еду! я еду! Теперь решено!..»