неотличим от каверзной блудницы.
И древних мудрых книг молчат,
отравленные злом страницы.
Достоинство забыто, рабский дух подмял
священную десницу.
И коридоры бесконечные унылые больницы,
привычны ко всему молчат,
как закопченные бойницы.
Когда подлец с героем в танце смертном,
сцепившись кружатся, как мощные крыла
одной машины смерти желтозубой.
Повсюду кровь и ложь, привычной смерти мгла.
И силятся стихи читать запекшиеся губы,
толпе с налитыми навыкат кровью – души грубы
отрубленная гулко голова,
в надрывной немоте, хрипя последние слова,
катясь в пыли, топорщит удивленные глазницы,
харкая кровью, судорожно тщится
всё прокричать вослед колоколам седмицы.
Но всё топор сказал…
День опочил.
Палач сменил колпак
и фартук снял, теперь он – шут
или отец семейства. Впору фрак.
И нет, как будто, гения, и нет злодейства.
Он делает работу за тебя, чувак,
поди попробуй вякнуть, водку, пиво пей, залейся.
Ты умный? Но тебя умней – дурак,
Тоской иссохни, сдохни, над собой посмейся.
И свет слепит глаза, удобней скользкий мрак,
ты даже не честней, и отсидеться не надейся.
Когда луна и солнце вышли из орбит
не в силах удержаться от измены,
не позволяя миру выжить, он убит,
плодя «червей фальшивых клятв»9, сбивая цену.
И отменяя разум, победивший душу,
живем мы тускло не добры, не злы, —
как дети малые, среди пеленок и игрушек.
По дешевке, продав ее лжецам из-под полы.
2018—2020
Кукушка в сети, или Просто слова
Фрагмент трагифарса «Сыр для Принца»
«Бессознательному,
чтобы обнаружить себя,
требуется время.»
Жак Лакан
Всё было чинно, благородно
у каждого аккаунт, это модно.
Сидели и скучали, как обычно,
Фейсбук подсказывал тактично,
кому что делать, чтоб наверняка
убить остаток дня.
Мутнела времени река,
au revoir, пока-пока…
О, время – ты начало всех начал,
соседский пёс кость грыз,
приветливо ворчал,
безносый Сфинкс
загадочно-пронзительно молчал,
как будто, у кого-то, что-то вопрошал,
а кто ногой качал?
Никто – он оплошал.
Котяра и семейство сытое урчало,
фосфоресцирующий глюк TV10 —
жевал мочало…
Не понял ничего?
Начни с начала.
А бессознательное скромно выжидало время,
как кот,
стремительно…
потертое блестело темя.
Йог замер, как момент движенья,
вполне свободный в полном напряженьи.
Оранжевый монах смеялся от души,
оранжевые – море, кот запели «Ландыши».
Лакан алкал канкан.
Им. Кант чуть не заплакал,
Сократ попал в капкан —
друг оказался хуже вурдалака.
«Ку-ка-ре-ку, ку-ку! Петрушку на кол!» —
Вскричал, спросонья Петька-забияка.
А Зигмунд Фрейд, зафрендил бы кого,
на час, но Фридрих Ницше
его забанил, загодя, хоть рейтинг – низ же.
Никто не ожидал —
Годо поставил сиквел
и шишел-мышел-вышел.
А алкаш, бутылку тряс,
допьет, еще допишет.
Тьфу, блин, уже который раз!
Причём здесь этот Ницше?!
Фото Граф впился в деву —
профиль и анфас, хотя сам еле дышит.
Франсиско Гойя брёл в Аранхуэс,
чтобы не спать.
Бил ни за что че-чёт-ку, мелкий бес:
«ку-ку» – ни дать, ни взять.
Затем в пруду исчез.
Искрил копытом гордый Буцефал12,
Кармен цыганочку плясала,
бык бедный бледный13 бушевал,
поэту было мало14.
Ас тролль логиня – воро жила.
Из последних сил, пил баянист —
гармонию стерёг.
Истошно голосил:
«Я вернусь на родимый порог17!»
Юнг тенью сник; сам Шопинг ауэр,
в долгах и дрязгах с девами, погряз,
а принца ночью – прямо в Тауэр.
На цепь смутьяна! Точно, в самый раз.
Но зря кукушка суетилась,
выпь возопи́ла,
запила́, зали́пла,
запали́лась.
Сова запи́ла, заплела́, зала́пала – училась
у старой глупости. Заплатами слова,
на смыслы клеить не стыдилась,
но во сне, опять заснула,