Последняя гавань пиратских утех.
За миг воскресенья – полмира!
Люблю безнаказанность пира,
Под пологом звёздным ночлег.
Куда потечёт эта струйка вина
По капле, чтоб брызнуть фонтаном,
Когда её примет морская волна
И где – из зияющей раны?
Ночь – кубок, наполненный звоном и гулом
С отрывистым стоном и воплем: «До дна!»
А завтра – на корм желтобрюхим акулам,
Какая из них будет кровью твоею пьяна?
Два взгляда скрестились, и сразу запахло грозою,
Дымком беззаконья… и всё же – люблю
За цвет, почему-то всегда с бирюзою,
Глаза эти, руки, шальную улыбку твою.
А вам? Как вам спится на мягких подушках,
Под белым, хрустящим – названье забыла?
Когда наши ноги касаются ила,
Когда нас прибой веселит золотой погремушкой?
Ни стен, ни замков, ни внезапного стука,
Чтоб в спешке, в испуге со стула срывающей платье.
Избавь меня бог от постылых объятий супруга,
От пылких любовников в душной, скрипучей кровати.
Рассвет, замедляющий жесты и звуки,
Вернул нам дыханье и тело, еще не своё, не родное —
И всё это в слове одном уместилось: «разлука»,
Не сердцем её ощущаем – спиною.
Простимся. Тебя обняла неизбежность,
Ты проклят богами морскими, земными.
Твой дух одинок и свободен отныне,
Единственный ангел тебя провожает – Надежда.
(33 стихотворения, с. 49–50.)

В этом стихотворении о Любви выражено языческое отношение человека к миру. Словно греческий бог Дионис внушил поэтессе стихию чувств, мыслей и поступков – стихию, не знающей меры, границ и общепринятых норм. Но в мифе о Дионисе древние греки отразили вынужденность его скитаний, его полусумасшествие и буйство его поведения, его упоение пьянством и разгулом. У Марины в её стихотворении главное – упоение Любовью, уносящей человека в космическую высь, к единению со звёздами и морем, о котором напоминает само имя поэтессы. И в этом соединении имени и стихии мира чувствуется возврат Любви к её истинной сути – к её рождению в самой природе. В то же время красивые и оригинальные метафоры: «безнаказанность пира», «ночь – кубок, наполненный звоном и гулом с отрывистым стоном и воплем: «До дна!», «два взгляда скрестились – и сразу запахло грозою» – погружают нас в природу, где чувства и растворение человеческой души в естестве жизни важнее разума.

Поэтесса бросает вызов нормам и обычаям:

А вам? Как вам спится на мягких подушках,
…Когда наши ноги касаются ила,
Когда нас прибой веселит золотой погремушкой?

В этом вызове она понимает любовь как истину, превосходящую обыденное понимание её как пользы, как приспособления или самосохранения. В таком понимании присутствует естественность Любви, её полная раскрепощённость, её возвращение в Дом Природы. Такая чувственность одобряется разумом, становится искусством сотворения Любви.

Вспоминается «Вакхическая песнь» А.С. Пушкина с её афористическими возгласами:

Что смолкнул веселия глас?
Раздайтесь, вакхальны припевы!
Да здравствуют нежные девы
И юные жёны, любившие нас!
Полнее стакан наливайте!
На звонкое дно
В густое вино
Заветные кольца бросайте!
Подвинем стаканы, содвинем их разом!
Да здравствуют музы, да здравствует разум!
(А.С. Пушкин. Соч. в трёх томах. – Т 1. – М., Худож. лит. 1985. – С. 352.)

У Пушкина эта песнь звучит как гимн разуму. У Марины Глебовой её стихотворение есть гимн Любви – не просто стихийной и преходящей, но оставляющей ангела Надежды. Этот ангел, словно спустившись с небес, направляет человека к любви, рождающейся в его единении с природой, в единении чувства с разумом.

Сравнивать стихи Пушкина и Глебовой было бы самонадеянно. И потому, что они как поэты несравнимы по их вкладу в культуру, и потому, что у них разный психологический склад. Стихи Глебовой говорят о том, что ей гораздо ближе стиль и психология Марины Цветаевой (их объединяет и одно имя) или же стиль Анны Ахматовой, к которому Глебова близка благодаря интеллектуализму в своих стихах. Посмотрим для примера, как выразил естественность любви современник любимых поэтесс Марины Глебовой знаменитый Игорь Северянин в стихотворении «Завет»: