И лишь Цветана жила светлыми мечтами. И старалась вдохнуть радость во всех понемногу, а в тех, кто был ей дорог – вдвойне. Юный владетель ей нравился, она ценила его ум и хватку, вот и колдовала допоздна. Отец Ведьмы, кроме ребенка, оставил ей на память книгу – травник, с картинками и описанием цветов его родины, красивых и необычных. Их и пыталась создать Цветана. Ведьма была с ней, сперва наблюдала, как мать колдует, после − прикорнула на лавке. Разбудил ее стук в дверь, ритмичный, залихвастский.

В комнатку вошел Лютомир. Ведьма даже со сна сразу почуяла неладное. Нахохлилась на лежанке. Владетель был хмелен, а не нравился он ей и трезвым.

Цветана обернулась, с улыбкой.

− Лютомир? Почему не спишь в такой час? – владетеля, всего на три года старше ее дочери, она воспринимала как ребенка.

− Я пришел за подарком, хоть и рано еще, да мочи нет терпеть.

− Еще не готово ж ничего, о чем ты?

− А вот о чем, − Лютомир приблизился к женщине, обнял ее одной рукой за талию, зашептал на ухо. Вторую руку он держал в кармане. Ведьма напряглась, села на скамье.

− Ох, ты опять об этом, − Цветана отстранилась, посмотрела на владетеля с мягкой укоризной, − к чему тебе это знать? Который год выпытываешь. Дурная магия – гиблое дело.

− Скажи, чего тебе стоит. Я − любознательный. Хочу все знать, и плохое, и хорошее.

− Мам, чего ему надо? – Ведьма едва сдерживалась, чтоб не вскочить с лежанки и не засадить в нос наглому юнцу. И плевать, что он – владетель.

− Успокойся, милая. Ладно, − Цветана выдохнула, склонилась к уху Лютомира и зашептала что-то.

Лютомир широко улыбнулся. Прижался к Цветане покрепче, слушая. А потом – быстрым движением выхватил из кармана маленький нож и перерезал нашейный шнурок, на котором висел аквамарин. Сжал Цветанин камень души в кулаке, отстранился, сияя.

− Вот спасибо! Подарок что надо, удружила! – он быстро забормотал себе что-то под нос – Ведьма не расслышала. Шокированная, она глядела на мать, которая сначала вытянулась в струнку, потом начала приподнимать то руки, то ноги, словно в диком танце. В глазах Цветаны плескался ужас.

− Мама!

Ведьма вскочила, кинулась к матери.

− Ударь ее!

Цветана перестала дергаться, развернулась и с размаху влепила Ведьме оплеуху.

− Сильнее!

Цветана ударила дочь кулаком, еще, и еще раз. Слезы градом катились по ее лицу, в глазах плескался уже не ужас – отчаяние. Ведьма упала на пол, свернулась калачиком, рыдая.

− Возьми пояс от платья. Свяжи.

Цветана сделала, как велели. Потом застыла на месте, руки по швам, губы трясутся, но не могут вымолвить ни слова. Лютомир подошел к Ведьме, слегка пнул ее в бок носком сапога. Наклонился, дыхнул в лицо перегаром.

− Поделом тебе, сучка. Никогда мне не нравилась, − он ощерился, − а теперь гляди, что будет. – Цветана! Снимай платье!

Цветана подчинилась. Пальцы дрожали, но неумолимо расстегивали пуговицы, идущие от ворота до подола. Глаза впились в лицо Лютомира, взгляд умолял прекратить. Тщетно. Руки продолжали свое дело. Спустили платье с плеч, опустили до бедер. Цветная ткань кулем упала на пол.

− А теперь…

Остаток ночи Ведьма смотрела, как мать ублажает Лютомира всеми способами, на которые способна женщина. Временами она отворачивалась или закрывала глаза, но Лютомир окриком заставлял смотреть, приставлял к горлу матери маленький, но острый нож. Под утро, натешившись, он развязал Ведьму и выгнал вон.

− Если хоть одна собака узнает, что давеча тут было – мать увидишь в гробу.

В следующий раз Ведьма увидела мать очень нескоро. Не в гробу. Но порой ей казалось, что гроб стал бы лучшей участью.