– А он точно был один? – засомневался волхв, проигнорировавший остережение и не отрывающий взгляда от бесхозной гнедой лошадки. Вернее, двух лошадок. Вторая вышла из укрытия вслед за подружкой и присоединилась к ней.

Джексенбе, удивившись вопросу, снова обернулся к горам и тоже увидел:

– Вот шайтан!

– Может быть, стоит поискать? Вдруг тоже раненый?

Дважды просить Джексенбе не пришлось. Он так и не спешился, пока волхв на земле осматривал пленника, а укороченный аркан держал намотанным на кулак, не давая пойманной беглянке снова пуститься в галоп. Посему, бросив побратиму виток тугого волосяного шнура и понятливо кивнув, он подхлестнул лошадь и поскакал к вытоптанному пятачку, обшаривая глазами траву вокруг.

Пленник был жив (это волхв проверил прежде всего), только очень бледен и никак не приходил в сознание. Что же такое с ним сделали эти изверги? Распахнув на его груди халат, он увидел на белой рубахе косой кровавый след от нагайки, вытянувшийся от правого плеча до левого бока. Размахнулись и огрели со всей дури. Могли дух вышибить вон. Юноша застонал. Баюр быстро осмотрел его целиком: нет ли других ран, целы ли кости. Кроме ссадин и синяков, шишки на затылке (оглушили, чтоб не рыпался), серьёзных повреждений не обнаружил. Достал из седельной сумки чистый холст и, обложив кровоточащий рубец пластинками красноватого камня, осторожно запеленал грудь.

Раненый снова застонал и, не открывая глаз, с трудом прошептал пересохшим горлом:

– Да… Карл Казимирович… прескверные времена…

Баюр от неожиданности выронил сумку, в которую запихивал вываленные на траву пожитки. Огорошило его не то, что парень вдруг заговорил (в бессознательном состоянии или в бреду часто с языка срывается откровение, что мучит, не даёт покоя), и даже не смысл сказанного, а то, что этот киргиз говорил по-русски, да так чисто и правильно, как если бы этот язык был ему родным. Или он говорил на нём с детства. Или воспитывался и учился в русской среде… Волхв пригляделся к юноше повнимательнее. Красивое восточное лицо, точёные черты… скульптурный шедевр мастера с утончённым вкусом. И что-то в нём… не простое. Даже беспомощное, оно выглядело… ну, благородно, что ли… Словом, не похоже было на лица кочевых киргиз, во множестве промелькнувших перед глазами. А руки? Да-а… Этот парень в степи табуны не пас… Сын какого-нибудь султана? Белая кость? Обрусевший и живущий где-нибудь в большом городе? «Украли за выкуп», – вспомнились слова Джексенбе.

Цепочка предположений достроиться не успела, как раненый снова заговорил. Бессвязно, обрывками фраз… по-русски.

– …остановка стала за караваном… ни слуху, ни духу… – тонкие пальцы ожили, зашарили в траве, – оставаться у Гирея мне более нельзя… надежды рушатся… – рука судорожно сжала в кулак траву, словно пыталась ухватиться за неё и встать, – …по степи в Семипалатинск… ым-м-м, – парень резко дёрнул головой и отключился уже без звука, отвернувшись лицом в траву.

– Да, есть другой… – раздалось за спиной.

Баюр даже не слышал, как подъехал Джексенбе.

– И что? Живой?

– Джок. Саблей по голове. Весь в крови, – киргиз со стороны наблюдал за действиями побратима-шамана, не приближаясь, не спешиваясь, боясь спугнуть ревнивых духов, призванных для исцеления.

– Надо найти укрытие в скалах. Этого, – волхв кивнул на раненого, – в седло не посадишь. Переночуем в горах, завтра посмотрим.

Тамыр кивнул и порысил к гнедым лошадкам, которые, кажется, уже обнаружили укрытие, чтобы проверить, сгодится ли оно и для их ночлега. Лошадки же, перестав щипать траву, настороженно наблюдали за подозрительным всадником, который нацелился прямо на них. Что взбрело им в головы, непонятно. Видимо, опасались, что их снова приберут к рукам новые хозяева. Развернувшись хвостами к Джексенбе, они рванули в каменную расщелину, спасаясь от пленения привычным бегством. Узкий проход не пустил сразу обеих, заставив соблюдать очерёдность. Киргиз пустился вскачь, надеясь изловить сумасбродную скотину. Однако поймал лишь последнюю, которая зацепилась поводом за скалу, истошно заржала, встав на дыбы, но не успела порвать узду, схваченную крепкой рукой. Неудачливой беглянке пришлось покориться ловкому человеку. Та кобыла, что умчалась в ущелье первой, уже пропала из виду, и гнаться за ней было бесполезно. Безмозглая животина. Одна в степи, в горах – пропадёт. Волки задерут. Или другой кто, зубастый, когтистый и голодный. Будет ещё хуже, если она на расстоянии будет следовать за побратимами, тогда выследить их путь – пара пустяков, особых хитростей не потребуется.