– Придётся пробираться горами и ущельями, – озадаченно произнёс Баюр, вовсе не настаивая, а предлагая на суд спутников один из вариантов пути. Но спутники не стали судить-рядить, не придумав альтернативной тактики, и повернули коней в ближайшую расселину.

– Ничего, – уговаривал Джексенбе приятелей (а заодно и себя), – выйдет дольше, зато нас никто не увидит.

День пошёл на убыль, за скалами тем более сумрак сгустился почти сразу, напомнив путникам, где прячутся от солнца тени и как неудержимо они стремятся перерасти в непроглядный мрак.

– И ночевать здесь удобнее, – продолжил киргиз. – Кони отдохнут.

Последний аргумент был абсолютно бесспорным и придал вдохновения всадникам, надеющимся до темноты отыскать подходящее для стоянки место. Выбранное ущелье было сродни прежнему, в котором они ночевали: тот же узкий проход, огороженный отвесными скалами, которые на трёхметровой высоте начинали щериться, показывая выступающие каменные козырьки – по таким удобно карабкаться вверх, перебираясь с одного на другое, словно по ступеням. Вот только добраться до них можно разве что на крыльях. Под выступами чернели глубокие щели, некоторые довольно вместительные, будто выдолбленные специально для человека, из них выглядывала сухая трава. Ну, положим, человек не полезет на такую высоту, чтобы устроить привал, а вот крупная птица вроде грифа, орла вполне может устроить там гнездо. Или какой-нибудь зверь притаиться в засаде.

Тропа, впрочем, была исхоженная. Или изъезженная. Судя по тому, как ровно был втоптан в неё щебень, осыпавшийся с каменных выступов, освоили её задолго до нынешнего посещения, но в данный момент никаких признаков чужого присутствия заметно не было. Долго высматривали, когда же скала явит поворот с удобной нишей, где можно остановиться, а она всё не кончалась. Двигаться приходилось медленно, чтобы кони не оступились в неизменный по соседству с тропой ручей и не сломали ноги на скользких голышах. Заехали уже довольно глубоко в ущелье, когда обнаружили вожделенное убежище, на редкость удачное, о каком можно было только мечтать. Похожее на грот, с нависающим сверху уступом. Правда, кони под каменный свод не помещались, пришлось привязать их рядом. Но зелени вокруг хватало. Стреноженные скакуны сразу принялись щипать траву. Рассёдлывать их не стали. Случись тревога – с упряжью возиться некогда, а без седла и стремян далеко не ускачешь. Впрочем, если будет тихо, можно будет этим заняться попозже. Заводную лошадку стреноживать не стали, оставили привязанной к седлу Джексенбе. Зря что ль он старался, наворачивая узлы на переднюю луку? Зато утром не придётся с ней заново суетиться.

Ночлег в горах ни для кого не был в новинку, а потому не пришлось ничего объяснять, никого понукать, каждый занялся делом. До полной темноты осталась самая малость.

Камень, угодивший в затылок Баюру, присевшему на корточки, чтобы разжечь костёр, на мгновение ослепил. Краем сознания он успел подумать, что это искры брызнули ему в лицо, и тут же повалился рядом со вспыхнувшими сучьями в кромешной тьме. Всё, что произошло дальше, уже не достигало ни его слуха, ни его сознания: ни крики, ни ржание лошадей. Он не видел, как накинулись на его спутников выследившие-таки их разбойники, как дрались его друзья, как связывали им руки, не щадя, били наотмашь, когда те огрызались и пытались вырваться.

Когда сознание мало-помалу стало проясняться, волхв не стал спешить с воскрешением. Не мешало бы присмотреться и оценить ситуацию, в которую они так глупо вляпались. Всю дорогу были настороже, а на привале потеряли бдительность, устав бояться. Надо отдать должное терпению разбойников, дождавшихся своего часа.