– Говорила же, что ухандокаешься с непривычки! – запричитала мать. – Надо же, такую махину дров переколол! Теперь ни рукой ни ногой не пошевелишь, поди? Ну зачем так-то загонять себя? Пойдем в хату, я тебе спину нашатырем разотру. Времени уж сколь! Вареники стынут. И отец волнуется, говорит: «Запалится Валентин. Пущай бросает дровяную канитель».

– Все, мама, теперь иду. Аппетит нагулял волчий. Только бы вилку удержать… трясутся руки с устатка, как у алкоголика.

– Трудоголики что алкаши, каждый до своего охоч! Вы с батей привыкли работать, покуда не упадете.

– Так лучше от работы упасть, чем от водки.

– Лучше-то лучше, но про здоровье тоже надо думать.

– Как будто ты у нас всю жизнь отдыхаешь? С утра до вечера по хозяйству хлопочешь, а нас – мужиков – жалеешь.

– Так бабьи заботы – ходить по кругу: топка печи – стряпня – накрыть на стол – помыть посуду – уборка – постирушки – штопка… А мужикам силу прикладывать надо, горы воротить. Так и пуп надорвать недолго. Вот отец грыжу заработал. И ты хочешь?

– Ладно, мамуль. Больше своих возможностей не наворочаем. А надорваться и за столом можно. Сколько таких случаев? Вон баснописец Крылов блинов объелся и умер. Так что не закорми до смерти.

– Што ты говоришь! Неужто от блинов? – удивилась Оксана Семёновна, подавая Валентину суповую тарелку, в которой горкой лежали вареники с картофельной начинкой, политые сверху луковой зажаркой.

– Много теста вредно для организма. Тяжело переваривает. В сон сразу клонит.

– Ну да! То-то отца сразу сморило. Поел в охотку вареников и заснул. А меня што-то не берет сон.

– А ты обедала?

– Так, пока готовила, похватала трошки. Надо ж было попробовать, прежде чем вас потчевать.

– Садись со мной, нормально поешь. Мне одному не одолеть такую гору. Не то напихаюсь твоей вкуснятиной и помру, как Крылов.

– Типун тебе на язык! Чем тут объедаться? Покушаешь досыта, да все. Не пужай меня.

Валентин, утомленный работой, неспешно ел запашистые вареники, подшучивая над матерью и жмурясь от удовольствия.

– Ну, кто еще так вкусно накормит, как родная матушка? Нет другой такой умелицы на свете.

– Будет тебе придумывать. Таля твоя рукастая и старательная, несмотря что городская. И борщ у нее получается отменный, а плов – так лучше маво.

– Я же не про плов, а про вареники. Не московская это еда. Наша, казачья. Потому не в чести у московских хозяек. Моя – не исключение.

– Не хули ее за такие мелочи. Без вареников проживешь. А вот без ее жали и заботы – не жизнь, а маета. Талюшку тебе Бог послал. Уж такая болезная, такая разумная. Кажное слово ловит, а то и сказать не успеешь, а она уже делает, будто мысли читает. Скрозь успевает, обо всех родных думает. Славная женщина. Таких стало не много ноне. Береги свое счастье, не зарься на чужое.

– Хорошая – это точно. Так я же под тебя искал. Чтоб похожа была.

– Не конфузь ты меня. Нашел цацу! Всю жизнь в земле да в навозе копаюсь. Безграмотная. Лица сроду не малевала.

– Я правду говорю. Каждый ребенок, если рос в благополучной семье, при нормальных родителях, всех остальных людей по ним мерит. Мне с меркой повезло. Родители и совестливые, и радушные, и с чувством юмора. Да и статью Бог не обидел. У тебя вон коса до сих пор пышная, как в молодости. Да и глаза не выцвели. Зачем их подмалевывать? Так что под твою мерку не все подходят. Но уж если кто подошел, то человек что надо!

– Ну и дай Бог, коли так!

– Так, так, мать, Валентин правду гутарит, – раздался довольно бодрый голос Якова Васильевича. Видимо, он давно уже проснулся и слышал застольный разговор сына с матерью. – По своему опыту скажу, што все верно сказано. Родительская мерка для большинства детей – заглавная. Спасибо, сынок, уважил нас своим отношением.