Степанов выбирается из шалаша.

СТЕПАНОВ. Эй, молодёжь, вы там на ромашке гадаете? Можно, не можно? Волюнтаризм какой-то у вас.

ИВАН. Так я не пойму: нельзя мне товарища Ленина нарисовать? Или можно?

СТЕПАНОВ. Про Владимира Ильича не скажу. А с товарищем… ты пока погоди.

ЛЕНА. Почему?

СТЕПАНОВ. Комсомольцы? Должны знать: в прошлом году постановление вышло о культе личности.

ИВАН. Не понял.

СТЕПАНОВ. Мы, коммунисты, заслуги товарища… признаём. Но пока говорить о них не рекомендовано. Теперь понятно?

ИВАН. Почему не рекомендовано?

СТЕПАНОВ. Так как это может быть неправильно истолковано капиталистическими странами. А нам, СССР, это надо?

ЛЕНА. Не надо…, наверное.

СТЕПАНОВ. Так что, Ваня, товарища… ночью сотри. А утром поедешь с нами в район к маме. Вместе на аэродроме первый самолёт встретим. Хочешь на самолёт вблизи посмотреть?

ИВАН. Кто же не хочет? Я самолёты люблю. Все марки знаю.

СТЕПАНОВ. Так и поехали. Правильно я говорю? Да, Лена?

ЛЕНА. Конечно, дядь Паша. (Ивану) Иван, завтра оркестр духовой будет. А на аэродроме можете мне рукой помахать. Я с папой на трибуне первый самолёт встречать буду. Мне от городского комсомола доверили. Едем?

ИВАН. Я согласен.

СТЕПАНОВ. И ещё, Иван: никому, что портрет был. Понял?

ИВАН. Понял.

СТЕПАНОВ. Иначе плохо может получиться, Ваня. Всем плохо. Обещаешь?

ИВАН. Обещаю.

СТЕПАНОВ. Ладно, вечеруйте. Только не шумите. А то, не ровен час, Василя Иваныча разбудите. Ты ж у нас Ваня не буйный? Лену не будешь пугать? Шуметь не будешь?

ИВАН. Я… когда на природе…, у меня нормально всё.

ЛЕНА. Павел Петрович, а можно мне малюсенький вопросик не по протоколу?

СТЕПАНОВ. Можно, если осторожно.

ЛЕНА. Папа на вас сильно из-за колеса ругался?

СТЕПАНОВ. Не сильно.

ЛЕНА (шёпотом). Ура! А вы мне ещё порулить доверите?

СТЕПАНОВ (забирается в шалаш). А это уже второй вопросик. И не маленький. Ладно, подрулишь, как-нибудь. Спокойной ночи.

ЛЕНА (шёпотом). Спасибочки, Павел Петрович! Спокойненькой вам ноченьки.

ИВАН. Спокойной. (Наполняет ведро водой из реки, привязывает к верёвке.)

ЛЕНА. Иван, вы слышали? Мне товарищ Степанов обещал на машине прокатиться.

ИВАН. У вас разве права есть?

ЛЕНА. Нет, конечно. Да и какая разница! Главное не это. Главное теперь как с портретом (шёпотом) товарища Сталина быть?

ИВАН. Я слов на ветер не бросаю, обещал – сотру. Пойдёмте, я вам кое-что покажу. Тут недалеко. (Ведёт Лену к Стене, раздвигает кусты багульника.) Смотрите. Знаете, что это?

ЛЕНА. Ой, да тут все камни исчёрканы. Здесь всадники… Здесь люди с копьями, львы, орлы, рогатые олени… А дальше не разобрать. Наверное, стёрлись рисунки, угасли от непогоды и времени. Похоже, Иван, тут до вас кто-то хорошо постарался?

ИВАН. Задолго до меня. Это петроглифы, от древнегреческого πέτρος – камень и γλυφή – резьба.

ЛЕНА. По-вашему, это греки вырезали? Тысячу лет назад?

ИВАН. Полторы тысячи лет… думаю. Но это, конечно, не греки. Это другие люди. Они потом переселились в другие места.

ЛЕНА. Жили, жили и переселились вдруг. Им здесь что, плохо было?

ИВАН. Может и неплохо. Только про это теперь не узнаешь. Вернее, запрещено узнавать.

ЛЕНА. Вам то откуда известно, если запрещено?

ИВАН. Я, когда учился в Москве, в библиотеке Ленина изучил старинные документы и пришёл к определённым выводам. А когда захотел написать об этом статью в студенческий журнал, мне не разрешили… И всю информацию засекретили.

ЛЕНА. Что же вы такого секретного узнали про эти, заросшие мхом валуны?

ИВАН. Да теперь уже всё равно… Слышал, скоро дорогу через нашу поляну построят и уберут эти камни. Говорят, на распил в Москву повезут. Метро будут нашим гранитом отделывать.