– Если не уберетесь до захода солнца, мы подожжем трактир! – Опять провокатор, теперь его голос узнали все. Угрозы были не для ардийцев, они подзадоривали толпу.

– Подожгут, – заверил Иркан, осторожно подглядывая в окно.

– Третий год на исходе, мастер, – напомнил Лангар. – Не поздновато ли договариваться?

– Договариваться никогда не поздно. Попытаемся еще раз. Прямо сейчас. Вооружаемся и идем в храм Голбакана.

– До встречи в Вечности, братья! – мрачно пошутил Иркан.

У остальных жрецов предсмертное прощание улыбки не вызвало.

– Нас разорвут, – сухо предположил четвертый, самый молодой храмовник. Его звали Урил Рыжий, и он почти не боялся.

– Не думаю, – покачал головой Хробар. – Иркан верно подметил, имперских воинов там нет, а обычные горожане умирать не готовы. Да и сражаться не обучены. Могут только растерзать, толпой. Поэтому смыкаем круг и держим их на длину клинка. Того, кто нападает – режем, но не насмерть, только чтобы крови побольше. Следите за мастером Лангаром, он большой умелец калечить людей. Не обижайтесь, Лангар, сейчас это комплимент.

Лангар не обижался. В отличие от остальных, он с детства привык к причудам наставника. К вежливому «вы», будь перед тем архонт или пятилетний воспитанник. К вызывающей невозмутимости, за которой скрывался острый ум. В какие бы переделки они не попадали, с каким бы противником не сталкивались, Хробар всегда знал, как поступить – уныние и отчаяние были ему неведомы. Поэтому и сейчас Лангар не возражал. Вытащил из ножен узкий ардийский меч, следом кинжал для левой руки, и двинулся к дверям вместе с остальными. За дверью была лестница, под лестницей – просторный и пустой зал трактира. Потом еще одна дверь, входная, с тремя мощными засовами. А дальше – улица, полная разгоряченных людей. Сперва они накатили: с ревом, будто живая волна, но при виде ардийских клинков отступили.

– Мы идем к храму! – громко сказал Хробар Достойный с идеальным местным выговором. – Я буду говорить с Алавием Геором!

После этих слов заступить им дорогу не решился никто.

Храм Голбакана стоял в самом сердце города, на центральной площади, рядом с дворцом префекта, зданием имперского банка и роскошными особняками знати. Даже на их фоне храм выглядел внушительно, его шпили возвышались над землей на добрую полусотню метров. Архитектура ритуального сооружения отличалась явной агрессией: острые углы, совершенство форм и крупные каменные блоки давили наглядной мощью. При этом цвет облицовочных плит был серым, невзрачным. На фоне яркого окружения серость храма слегка портила впечатление, но в то же время подчеркивала его исключительность.

Ардийцев встретили у самого входа: высокой арки, украшенной традиционным голбитским орнаментом. Местные храмовники застыли, словно богатые статуи в длинных шелковых балахонах. Балахоны покрывала сложная вязь из серебра – любимого металла Голбакана. Вопреки ожиданиям гостей, в храм их не пустили. Без всяких разъяснений ардийцев проводили к другому зданию, соединенному с серой громадиной через воздушную галерею.

Этот дом, а скорее – дворец, скромностью не отличался. Он состоял из трех протяженных ярусов с надстройками в виде островерхих башенок. Каждый ярус был богато украшен лепниной, скульптурами, живыми растениями; резной фасад рассекали стреловидные окна. Крыша здания представляла собой единую террасу, она обрамляла высокий стеклянный купол – ардийцы предположили, что света внутри особняка много.

Сопровождающие сменились, храмовники передали гостей местной прислуге. Одежда слуг также имела нашивку с символом храма, эти люди принадлежали верховному жрецу Алавию Геору. Вопросов по-прежнему никто не задавал, ардийцев здесь явно ждали. Обстановка внутри особняка оказалась еще более вызывающей: каждая комната, через которую они проходили, была облицована разными породами камня, отполирована до блеска и наполнена роскошью.