– Не может быть! – Дима резко обернулся.

– Что именно?! – вслед за ним обернулась и Ирина Сергеевна.

К ним приближалась удивительно живописная группа человек из восьми-десяти, одетых в аляповато сшитые псевдонароднорусские костюмы. В глаза бросались густо насурьмленные брови и щедро насвеколенные щеки женщин, и – густые казацкие чубы мужчин, задорно торчавшие из под сдвинутых набекрень кубанок и утепленных мехом картузов. В центре этой группы, как раз-то и шагал гармонист в расстегнутом полушубке. Он постоянно растягивал меха гармони, отчего вечерний воздух прорезал протяжный тоскливый вой, под который вся живописная группа пыталась грянуть что-нибудь залихватское и новогоднее. Ирина и Дима посторонились, почувствовав, как на них сильно пахнуло чесноком и водкой.

– Что это?! – с какими-то гадливыми интонациями спросила Ирина Сергеевна, неизвестно к кому обращаясь.

– Ну, культурную программу-то Праздника ты, надеюсь, должна знать? – резонно заметил Дима.

– Культурную программу полностью взяла на себя немецкая сторона! – почти выкрикнула зав. отделом городской культуры. – Мы предлагали свои услуги, но нам категорически отказали, и вот первые наглядные результаты! – она символически плюнула вслед уходящей вокальной или, черт ее знает, как ее обозвать, группе.

Дима нахмурил брови и задумался. Ирина, внимательно посмотрев ему в глаза, сказала:

– Мне здесь становится как-то не по себе! Здесь что-то не так – во всем этом…! – она повела вокруг себя рукой, подыскивая точное определение «всему этому…», но так и не подыскала, так как превыше многих ценностных категорий ценила точность в определениях.

Зашелестел гигантскими ветвями Хоумах, и на нем начали раскачиваться игрушки-великаны, с легким металлическим шорохом задевая за жесткие хвоинки остекленными боками. Ирина и Дима, как и несколько десятков тысяч других горожан, невольно вздрогнули и изумленно вытаращили глаза на ожившее чудо-дерево. В течение пяти секунд над всей территорией Сказочного Городка стояла глубокая тишина. Ее нарушил пронзительный пьяный женский визг, раздавшийся с сорокаметровой высшей точки аттракциона под названием «Гора удачи», представлявшего собой ничто иное, как ледяную катальную гору, на финише ледяной трассы которой организаторы празднества установили несколько десятков снеговиков со спрятанными внутри них лотерейными сюрпризами. Ну и видимо какая-то подвыпившая девушка, возможно не без помощи своего юноши подскользнулась и с нарастающими визгом и скоростью понеслась по наклонной вниз.

Тишина, вызванная случайным скрипом Большого Хоумаха, немедленно растворилась в поднявшемся полупьяном веселом шуме. Вслед за первооткрывательницей Горы Удачи ее смелому примеру последовало сразу около сотни человек – служители горки только успевали подавать им специальные пластиковые щиты. Кстати, двое из них врезались в один и тот же снеговик, со страшной силой стукнувшись при этом друг о друга головами. Звука досадного столкновения, правда, никто не услышал, но ударившиеся головами остались лежать неподвижно, и никого из окружающих это обстоятельство никак не взволновало. Всеобщее внимание оказалось привлеченным другим, более удачным попаданием – некая шестидесятилетняя водительница трамвая, страдавшая бронхиальной астмой и сахарным диабетом, поднявшаяся на горку с двумя внуками младшего школьного возраста, неожиданно потеряв сознание, соскользнула с горки и точнехонько попала в рыхлый снеговик трехметровой высоты.

Забавно выглядевший симпатичный снеговик с почти бесшумным шорохом разлетелся снежной сверкающей пылью, а шестидесятилетняя вагоновожатая больно треснулась большой мягкой грудью о стоявший ребром пластиковый дипломат, в котором оказалось пятнадцать с половиной тысяч рублей! Об этом не преминул громогласно объявить в микрофон невесть откуда взявшийся (присутствовавшим здесь же рядом Цуккерманну и Миролюбовой показалось, что он выскочил из соседнего снеговика) ведущий Ледовой Лотереи – высокий, чем-то похожий на Мегенбурга, мужик.