– Я тут, видно, совсем на гражданке расслабился, если с вечера караул поставить забыл. И вы меня не разбудили! – попенял он Хорьку.

– Нынче и на гражданке, временами похуже, чем на войне. Но я сейчас не об этом поговорить хочу, – сказала я, понизив голос и указав Дину на место возле себя.

Алешка тоже рядом примостился.

– А вы, друзья мои, Че после того, первого, госпиталя, еще кому-нибудь показывали? – спросила я, сразу беря быка за рога.

– Ну, его там, в комиссии, много каких-то специалистов осматривали, когда инвалидность давали, – нерешительно начал Хорь. – А потом он, сам, больше никуда ездить не хотел, душу травить, если сразу сказали, что это – безнадежно.

Я недовольно нахмурилась и повернулась к Дину:

– Ну, ладно, у Хорька-то опыта мало, а ты-то, Дин, много спортивных травм видел! Вы бы его, хоть Мастеру показали, что ли! Ведь, у Рэт, ты помнишь, гораздо более серьезная травма позвоночника была, а на ноги ее поставить сумели.

Я хорошо помнила ту ведущую, и про ее травму мне не единожды рассказывали.

– Хорошая была бы идея, но… Мастер погиб, Инь! – гримаса боли исказила лицо Дину.

Я и сама пошатнулась, как от удара в лицо:

– Когда? Он, что – тоже к вам, в горы, подался?

– Да, нет! Если бы он на войне погиб, не так обидно было бы! – голос Дина был полон горечи и боли. – Так это здесь его какие-то отморозки достали. Ума не приложу, как он подставиться-то смог!

Ну, что тут скажешь! По нашим временам, жизнь человека, и вовсе, ценность потеряла, убить могут и за буханку хлеба. Или просто так, от скуки.

– Печально это, все. Тогда придется своими силами обходиться. Я—то, ведь, что сказать хочу, на мой взгляд, не все так плохо с позвоночником у Че. Ему, скорее, боль ходить мешает, а не недостаток нервных импульсов. Если бы у него необратимо позвоночный столб поврежден был бы, так у него и ряд других функций бы нарушился. А так-то: боль в нижних конечностях он ощущает, и с мужской функцией у него все в порядке. Проверено на себе. А значит, у него, возможно, всего лишь частичное защемление. Я не говорю, что с этим так уж просто разобраться, но я имею некоторый личный опыт. У меня в восьмидесятом, после истории с цыганами, помимо прочих, и со спиной тоже проблемы были, так мне Док вместе с Мастером ее поправили. Кое-что я тогда у них выспросила, а кое-что потом сама освоила, по записям Кирилла, – и я показала им толстую общую тетрадь.

Ее я тогда, в восьмидесятом, все же забрала, оставив бабушке Барона копию. И Князю Олегу – вторую. А шкатулку с иглами, которую ей Кирилл оставил, тоже себе забрала. Елизавета Андреевна мне все была готова отдать, лишь бы я ее внука в покое оставила.

– Я бы могла попробовать. И если все так, как мне видится, то используя приемы «костоправов» и систему микроинъекций в активные точки, мы сумеем вернуть Че подвижность. Не сразу, но при известном упорстве и вере в успех, возможно все, – я пыталась говорить как можно более уверенно.

Дин задумчиво посмотрел на меня:

– Мне очень бы хотелось в это поверить! Ведь, я не от того из города уехал, что мне на месте не сидится, а потому, что больно было смотреть, как братишка мучается. Ничто так не изводит, как собственное бессилие: хочешь помочь человеку, а не знаешь – как. Я тоже очень на Мастера надеялся, а оно, вон как, все обернулось. Мы с ребятами тебе любую помощь оказать готовы, но что ты, конкретно, от меня хочешь?

Я тяжело вздохнула, непросто высказать то, что меня действительно беспокоило:

– Моральной поддержки, прежде всего. Че, по-моему, совсем духом упал. Плюс, тебе же известен его максимализм – ему сразу все или ничего! А тот путь, что я вижу, требует немалого терпения и безоговорочной веры в победу. Я процентов на девяносто уверена, что ему гораздо лучше станет, но есть вероятность, что все останется без изменений. И я не хочу, чтобы он совсем духом упал и к пистолету потянулся. А для этого вы не жалеть его должны, а вперед толкать и на самолюбие давить. И как это наиболее эффективно сделать – тебе решать, ты его лучше других знаешь. Для начала мне его осмотреть необходимо и чем раньше, тем лучше.