Как завороженный, я наблюдал за ее хозяйственными манипуляциями. Она подплыла к засохшему букету, открыла окно и выбросила цветы во двор. Потом выплеснула туда же воду из вазы, поставила ее на подоконник и захлопнула окно.
Из-за дивана, на котором сидели мы с Ронси, она вытащила огромную коробку из коричневого картона, до половины заполненную таким же хламом, что валялся вокруг. Методично передвигаясь по кругу, она подбирала все, что попадалось под руку, и швыряла в коробку. Операция заняла минуты три. Потом она затолкала коробку за диван и на пути к двери отшвырнула в сторону две подушки – сиденья от кресел. Прибранная, с ярко горящим огнем в камине комната выглядела теперь совсем по-другому. Только паутина оставалась на прежнем месте, но кто знает, может, завтра наступит и ее черед... Питер был прав. Ма умела экономить время и энергию, неважно, что движущим мотивом была самая заурядная лень.
Ронси настоял, чтобы я остался к ленчу. Мальчики ели молча и сосредоточенно. Мэдж сидела, задумчиво вперив глаза в пространство, и созерцала сцены, проносившиеся, по-видимому, в ее воображении.
Когда я уже уходил, Пэт попросил подбросить его до Бишопс Стортфорд и под хмурым взглядов отца с вызывающим видом расположился на переднем сиденье. Ронси крепко пожал мне руку, выразив надежду получить экземпляр с очерком. «Обязательно», – обещал я, зная, однако, крайнюю скупость «Тэлли». Придется посылать самому.
Ронси махнул на прощание рукой, строго предупредив Пэта, что ждет его назад с четырехчасовым автобусом. Не успели мы проехать через покосившиеся воротные столбы, как Пэт принялся изливать мне душу.
– Он обращается с нами как с младенцами! От ма толку нет, она никогда не слушает, что ей говорят...
– А почему бы тебе не уехать отсюда? – предложил я. – Тебе сколько? Девятнадцать?
– Исполнится в следующем месяце... Не могу я уехать, и он это знает. Ведь я мечтаю стать жокеем. Сразу в профессионалы не возьмут – меня мало кто знает. Кому охота сажать на свою лошадь неизвестно кого! Надо начинать любителем и делать себе имя, это отец так говорит. А любителем мне не стать. Не хватает ни денег, ни времени.
– А конюхом поработать не хочешь?
– Помогите мне, очень вас прошу! Ведь по правилам нельзя одновременно и работать в конюшнях, и быть наездником-любителем, даже если ты секретарь, ассистент или что-то в этом роде. Это чертовски несправедливо! Только не говорите, что, работая там, я могу сразу получить лицензию профессионала. Теоретически – да. А сколько вы знаете ребят, которые смогли таким образом стать жокеями? Да никого! Абсолютно ни одного. Сами знаете.
Я кивнул.
– Сейчас я работаю с лошадьми, это правда – у нас их шесть, и приходится здорово вкалывать. Хотите верьте, хотите нет, но старик Джо – единственный работник на всей ферме, кроме нас. И дел у него по горло. Да разве я против самой работы! Даже если это почти бесплатно, как у нас. Я бы и слова не сказал, если в отец позволил мне участвовать в больших скачках. А он не разрешает, говорит, опыта у меня маловато, да и где ж мне набраться этого самого опыта, коли все вот так... Хватит, сыт по горло всей этой свистопляской, честно вам говорю...
Мрачные рассуждения продолжались на всем пути до Бишопс Стортфорд.
Глава 4
Дознание по делу о смерти Берта Чехова проводилось в понедельник днем. Официальное заключение: несчастный случай. Ведь он был мертвецки пьян, как сказала одна из свидетельниц, машинистка. Мертвецки пьян...
А когда ударился об асфальт, превратился просто в мертвеца.
Когда во вторник утром я появился в редакции, Люк-Джон и Дерри обсуждали, идти или не идти на похороны, которые должны были состояться в среду.