– Всего хорошего, – я, наконец, выпутываюсь из его цепких лап. Скучать по нему я не буду.

Пока я пытаюсь постичь неправильные глаголы и вписанные окружности, его имя звучит на крупнейших мировых соревнованиях. Он работает с лидерами фигурного катания, дает мастер-классы по всему земному шару и в интервью на хорошем английском сомневается, что когда-либо вернется на родину. Когда я спустя несколько месяцев возвращаюсь к тренировкам, у меня теплится надежда на то, что он больше никогда не переступит порог маленького катка, где я катаюсь. Но спустя более десяти лет судьба сводит нас снова. Зачем я пролистывала все его упоминания, избегала на соревнованиях, если он всё равно нашел меня в самом уязвимом месте – на родной арене.

– А я говорил ей, Лидия Васильевна, станет звездой, – он обнимает меня, его вонючий, неизменный за это время аромат щекочет мне ноздри.

– Конечно, конечно, – Лидочка довольна. – Будете мне помогать, Дмитрий Николаевич.

– Можно просто Дима, – он выпускает меня из объятий. – И ты можешь меня так называть, Алёнушка, уже совсем взрослая.

– Учту. Вы зачем вернулись?

– Ну что ж ты так… Анна Геннадьевна, президент Федерации, моя давняя знакомая, попросила вас проконсультировать.

– У нас уже есть Лидия Васильевна, – я пытаюсь его сплавить подальше. – Ваша помощь пригодится группе Ивериной, у них нет личного хореографа.

– Фу-ты ну-ты, Алёна, – Лидочка брызгает слюной. – Разве от такого отказываются. Вы – первая пара, для вас всё делают.

– Надеюсь в этот раз без индивидуальных занятий? – мой голос скачет вверх и вниз, но взгляда не отвожу. Думаю, что он понимает, что я больше не пятнадцатилетняя дурочка.

Но он спокоен, его лицо расслаблено и умиротворено. За это время он набрал вес и сейчас похож на добродушного дедушку. Сколько же ему было тогда… Лет сорок? Сорок пять? Не меньше.

– Посмотрим на твое поведение, – бывший хореограф щипает меня за щёку.

После занятия я неожиданно для себя иду в душ. Называйте меня грязнулей, но я лучше потерплю до дома, чем буду мыться с толпой девчонок. В душе нет дверей, лишь перегородки, и когда я захожу, то уже повсюду плавает мыльная вода и чьи-то длинные волосы. Как я раньше боялась, что по цвету сразу поймут, что это мои – они были единственные в группе ярко-рыжие. Сейчас я опять хочу смыть с себя хореографа. Даже его имя мне сложно произносить, сразу хочется вымыть язык с мылом. Поля протягивает мне свой гель для душа, теперь я пахну как она, зеленым чаем. Мне становится приятно.

– Ты не видела Машку сегодня? – я пытаюсь докричаться сквозь журчащую воду до Поли в соседней кабинке.

Она поворачивает вентиль, и мы выходим из душевой, замотавшись в полотенца.

– Нет вроде, – Поля растирает мокрые волосы и откидывает их назад. – У Андрея лучше спросить.

– Опять вместе уехали? – я пыхчу, натягивая узкие джинсы на ещё влажные ноги. Судьба Машки в этот момент отходит на задний план.

– Ты знаешь? Мы думали, говорить тебе или нет, – удивляется Поля.

– Знаю, видела их на парковке, – джинсы, наконец, налезают, и я застегиваю ширинку. – Но, признаюсь, не ожидала, что это затянется.

– Поехали, подвезу тебя, – Полина вытаскивает связку ключей из рюкзака, мы одеваемся и выходим на парковку.

Она греет машину, я помогаю счистить остатки снега. Это не шикарная BMW Андрея, просто рабочая лошадка, но от этого не хуже.

– Готовы лететь в Красноярск? – я не знаю, как спросить про спину Димы и начинаю издалека.

– Да… – Поля медлит. – Мы позже присоединимся, есть дела здесь.

Неужели Иверина хочет, чтобы операцию сделали до Игр, думаю я. Но это бред, на одно восстановление уйдет больше полугода.