– А что сюда, почему не домой?

– Да побоялся. Я в подобных ситуациях не был, что говорить, как с человеком себя вести? Мне кажется, это просто непереносимо.

– Да, предельно тяжело, я думаю, что Саша воспринимает все гораздо острее меня, и мне, поверь, очень тоскливо, особенно в контексте последних событий на работе.

Бархин виновато молчал, потом вдруг сменил тему:

– Я макароны купил, зашел в гастрик, думаю, ну что-то же в нем может продаваться! Одни макароны, правда, выбор есть! Вот, взял «перышки». Хотел бы тебя в гости забрать, дисками похвастаться. Новые привезли!

– Да ты что? Не говори пока какие, лучше поставишь, а я отгадать попробую!

– Так ты когда ко мне сможешь?

– Сегодня, наверное, могу, к Саше Маринки придут, мешать не хочу, думаю, они без меня ей лучше терапию устроят. Я собирался вечером на работе задержаться специально. Да вот Марша твоя, да ты собственной персоной сбили меня с курса.

– Тогда пошли макароны варить, я на машине служебной, мотался по делам, не захотелось обратно в трест ехать, ставить. Зато утром на работу с ветерком!

Бархин вызвал Маршу в коридор, к окошечку. Он ездил к своим родителям, и те передали гостинец «маленькой девочке». Оказалось, что их матери дружили в молодости, отношения были буквально родственными. Сейчас общение сократилось до писем, звонков и редких встреч.

– А как вашу маму зовут?

– Полина. Полина Викторовна.

– Все, теперь я поняла, это же тетя Поля! Она мне половички ткала для комнаты в Питере.

– Точно, вдобавок, мама тебе ведь опять дорожки, половички, как ты говоришь, передала, самые лучшие выбрала, в красных тонах. Они сейчас в машине. Могу прямо к дому привезти. Пакет довольно объемный. Если не будешь меня на кофе приглашать, пойму, я без претензий.

– Ну почему же, получается, вы друг детства. Брат почти.

– Вот-вот, а ты мне все выкаешь. Давай уж сразу учись разговаривать по-человечески.

Марша заулыбалась.

– А я вас, то есть тебя, как-то не помню.

– И я был не в курсе, но мама мне фотки показала, ты здорово изменилась, выросла, похорошела, ни за что бы не узнал.

– А ты – тот пузан с сачком, рядом с тетей Полей на фотографии?

– Ага, это я, мы в деревне летом жили. Бабушка меня плюшками откармливала.

Стукнула входная дверь, сквозняком распахнулись створки тамбура. В освещенном солнцем прямоугольнике проема появился силуэт худенькой женщины с девочкой за руку. Поток воздуха разметал волосы и образовал легкий золотистый ореол. Тончайшая материя одежды взволнованно закрутилась вокруг ее фигуры.

– Кто это? – с восторгом и недоумением спросила Марша.

– Это Саша! – Бархин ответил дрогнувшим голосом, и Марша успела поймать его взгляд, полный тихой нежности и просветленной грусти.

Фигуры материализовались, проходя по коридору. Девочка побежала навстречу Бархину, но, заметив Маршу, неожиданно остановилась, оглянулась на мать:

– Мама, посмотри, я такой красоты в жизни не видела!

Все засмеялись. Девочка обратилась к Бархину:

– Женя, когда придешь?

– Ох, как ты точно маму копируешь, Лили! – он опять не удержался от смеха.

Саша была одета в легкий серый, с редкими маленькими веточками, костюм с длинной юбкой и короткой блузкой, на ногах кожаные босоножки-сандалии на низком ходу. Волосы светлые, пепельные, средней длины. «Какая она удивительно гармоничная!» – подумала Марша.

– Жень, когда придешь? – повторила мама девочки, вслед за дочкой.

– Всегда ваш. Обязательно появлюсь. А ты что, уже работать пришла?

– Да нет, Антон попросил чертежи подписать и вещи свои в кабинет перенести. У нас ведь новые сотрудники, – она улыбнулась Марше, – давайте знакомиться, Саша.