Липа не знала, что было «там», поскольку всегда зажмуривалась, как велел папа, и слышала лишь тихий скрип петель потайной дверцы. А потом на ее колени опустится бархатная коробочка, и она восхищенно распахнет глаза и благоговейно дотронется до ярких самоцветов, скрепленных между собой тонкой золотой нитью. Ей вовек не забыть, сколько счастья и гордости было в его глазах в тот момент, с каким нетерпением он ждал ее одобрения…

С грохотом распахнулась входная дверь. Алимпия вздрогнула.

В комнату ввалился Гектор.

– Чего расселась, косуля? – пробасил он насмешливо. – Папашка твой, вроде, воскрес. Тебя зовет. Пошли быстрей, пока снова не окочурился.

Глава 3

Неуклюже заскользив по полированным полам торжественной залы, Карл Натанович наконец-то добрался до спасительного дивана. Откинув полы парадного сюртука, плюхнулся на мягкое сиденье, перевел дух. В приоткрытое окно заглядывало яркое солнце, отражаясь ослепительными бликами в докторских окулярах. Поставив на колени коричневый саквояж, он улыбнулся и прикрыл глаза, прислушиваясь к чириканью воробьев за окном, да звонкой капели таявшего снега. День обещал быть чудесным, если бы не столь печальное событие.

В нотариальную контору доктор прибыл загодя, для собственного успокоения и сосредоточения мыслей. Сегодня огласят завещание его покойного зятя Аркадия Бруковича, почившего пятого дня от крупозной пневмонии. Возложенное опекунство, безусловно, обязывало к великой ответственности, но и открывало небывалые перспективы карьерного и социального роста. Карл Натанович так и видел себя: в черном фраке и белоснежном жабо вальсирующим на светском балу у губернатора: музыка Вивальди и генеральская дочь с томным взглядом прильнула к его груди…

Погрузившись в фантазии, он не сразу заметил появление баронессы. Лишь уловив знакомый шелест атласной юбки, вскочил с места, неловко приложился к женской ручке, затянутой в черный бархат, и произнес:

– Рад, очень рад, баронесса! Однако при других обстоятельствах радость моя была бы безмерной.

– Не лопните от восторга, дорогой Карл Натанович. – Легкая усмешка выпорхнула из-под кружевной вуали. – Ваше присутствие здесь меня нисколечко не удивляет: вы какой-никакой, но родственник, а вот что здесь делает этот скоморох из мастерских? – Изящная шляпка баронессы чуть качнулась в сторону парадного входа.

Высокий широкоплечий детина в вытертом бушлате нараспашку прислонился к дверному косяку, полностью загородив дверной проход. Колючий прямой взгляд из-под нахмуренных бровей. Окладистая борода так и просилась в опытные руки цирюльника вслед за пшеничными лохмами, свисающими до самых плеч. Хромовые сапоги явно мечтали о гуталинной чистке, а мятые штаны – о паровой глажке. В огромных ручищах – скомканный картуз. За могучей спиной детины маячил пухлощекий лик Гектора фон Грондберга.

– Любезный, ты часом не приблудился? – вежливо обратился к детине Карл Натанович, нервно поправив съехавшее на кончик носа пенсне.

– Не-а, – отозвался тот, не меняя позы. Голос низкий с наглыми нотками дворового люда. – Это вы, верно, приблудные, господа хорошие, а я здесь в самый раз. Вот и приглашение от конторы имеется. – Он достал из-за пазухи конверт, потряс над головой.

– Могу ли я взглянуть на него? – Баронесса шагнула вперед, требовательно протянув ручку. Но мужик и ухом не повел: уселся на банкетку позади доктора и на даму не глядел, а глядел на важного седовласого господина в пушистых бакенбардах, степенно направляющегося к невысокой кафедре в красном углу залы. Пошитый на заказ смокинг с атласным воротником придавал его располневшей фигуре торжественную величавость дворцового церемониймейстера. – Ну, коли так… – иронично улыбнулась она, приметив нового фигуранта. Изящно опустилась на краешек кресла, аккурат напротив ораторской трибуны и чуть громче, чем следовало, позвала сына: – Гектор, иди уже сюда, не топчись на пороге, будто за милостыней пришел. Да не ковыряй в носу, сколько можно?!