До кухни остаётся несколько шагов, и до слуха доносится бормотание. Слов не разобрать, звук похож на тихое гудение, ещё и свет горит.

– Кира? – выдыхаю, а она замолкает, отрывает взгляд от учебника и стягивает с носа очки в крупной оправе. – Ты почему не спишь?

Ну вот, бляха муха, мне какая разница?! Не спит, значит, не хочет. Иди, Рус, к холодильнику, доставай морс и не морочь людям голову.

– Я… к экзамену решила ещё немного подготовиться, – приподнимает вверх учебник, а на пол падает толстая тетрадка.

Кира наклоняется за ней, а я залипаю на её задницу. Вместо платья сейчас на девушке узкие джинсы и простая кофточка бледно-голубого цвета, и одежда эта делает Киру ещё моложе, ещё невиннее. Я пытаюсь отвернуться, но никак. Моргнуть не могу, мать его. Не получается!

Напоминаю себе, что Егор спит в другой комнате. Егор, чёрт меня дери!

Волевым усилием отвожу взгляд и иду всё-таки к холодильнику. Кира шуршит чем-то за спиной, ножки стула скрипят по плиточному полу, а я распахиваю дверцу, и свежесть ударяет по коже. Так бы и стоял вечность.

Мать твою, я ж голый по пояс! Хорошо, что не в трусах. Бросаю взгляд через плечо, но Кира снова напялила эти свои очки на нос, углубилась в учебник, и будто бы вообще потеряла всякий интерес к моей персоне. Это… задевает, что ли? И радует, потому что мне бы не хотелось, чтобы девушка Егора шарила по мне влажными взглядами.

Точно бы не хотелось? Ай, нахрен!

Морс так и ждёт меня на полочке, и я пью его жадными глотками, прогоняя жажду и какую-то странную тоску. Можно ли морсом избавиться от тоски? Я попробую. Кира напряжённо пыхтит, снова чем-то шуршит, негромко чертыхается.

– Ты спала хоть этой ночью? – спрашиваю, повернувшись к ней, и опираюсь задницей на столешницу.

Прикладываю прохладную бутылку морса к ставшей дико горячей шее, пытаюсь хоть так остудиться, но помогает слабо. Эта жара невыносима.

– Нет, у меня никогда не получается заснуть перед экзаменом, – бормочет, но взгляда от учебника не отводит. То ли хочет намекнуть, что мои вопросы жутко отвлекают, то ли на меня, Аполлона эдакого, смотреть опасается. – Но это не страшно, потом высплюсь.

– Как Егор себя чувствует?

– Храпит и с кем-то во сне обнимается, – невесело улыбается, быстро-быстро что-то записывая на мятом листке.

Серьёзная такая, увлечённая.

Правильно говорят, что умные девочки немного не от мира сего. Похоже, Кира – это наглядная иллюстрация. Перед ней, считай, голый мужик водонапорной башней возвышается – мужик, который ей наговорил гадостей, оскорбил, а она формулы пишет и траектории чертит.

– Он хороший парень, не сердись на него, – зачем-то говорю, сам не понимая, кого именно из нас двоих имею в виду. Себя, наверное.

– Я не злюсь, – пожимает плечами и вдруг смотрит на меня.

Открыто и внимательно. А у меня ощущение, что кожа дымится от её взгляда.

Надо сматываться отсюда поскорее. Поговорить с Егором о той помаде, вправить ему мозги, благословить молодых и свалить. На курорт, в лес, в горы, в столицу – куда угодно. Но подальше отсюда.

– Ой, уже шесть утра! – восклицает Кира, подскакивая с места. – Ехать надо!

Поднимает с пола рюкзак, поспешно запихивает туда учебники и конспекты, плечом поправляя съехавшие очки. Собранные в высокий хвост волосы раскачиваются из стороны в сторону, как маятник, а я почему-то считаю его колебания. Делать мне нечего, считать.

Кира вылетает из кухни, а я допиваю этот чёртов морс. Потом снова вбегает, запыхавшаяся, хватает свой телефон, забытый на столе, и быстро набирает какой-то номер. Я слежу за ней, как выживший из ума плешивый коршун, а она уже щебечет в трубку наш адрес, вызывая такси.