– А что такое кибитка, знаешь? – спросил Веригин.

– Никак нет!

– Это такой плетень. Натягивают его на повозку, обтягивают войлоком. И все. Дом готов.

Из покоев выскочил управляющий имением Северских Петушков. Его трясло, словно в лихорадке, и доктор Глазьев, искавший, с кем выпить, тут же подскочил к нему, щелкнув по горлу пальцем. Петушков отмахнулся, его вечно бегающие глаза наполнились слезами, ни с кем не попрощавшись, он взбежал по лестнице на второй этаж.

Чуть погодя покои покинул и управляющий Елизаветы Берг Павел Игнатьевич. Доктор Глазьев мигнул и тому, но снова безрезультатно:

– Спешу! Спешу! Много поручений дала! Спокойной ночи, господа!

Все вежливо кивнули.

– Вижу, в степи кибитка стоит. Приказал остановить. Дай, думаю, посмотрю, как люди живут. – Веригин рассказывал смачно, размахивая руками, и собрал вокруг себя почти всю компанию. Только капитан-исправник Киросиров дремал в сторонке да доктор с Митей играли в шахматы. Почувствовав силу соперника, юноша стал предельно осторожен, в атаку не лез, и доктор, любивший игру обоюдоострую, злился, подбирая ключи к искусно выстроенным редутам на королевском фланге.

Страждущий Глазьев обратился к Рухнову, который и генерала вполуха слушал, и за партией издалека наблюдал.

– Французской водочки не желаете? – шепотом поинтересовался местный лекарь.

– Французской? Можно…

– Расстроены? – осведомился, разливая по рюмкам, Глазьев.

– Что? Нет, просто задумался!

– Откинул полог, заглядываю, – продолжал генерал. – А там девица! Очень недурная, должен сказать. Сидит, что-то шьет, трубку курит.

– Да что вы говорите? – снова делано изумился Николай.

– Моя индейская жена тоже курила, – вспомнил этнограф.

– Я зашел и сел. Девица тут же предложила мне свою трубку. Я отказываться не стал, затянулся, а сам поближе придвинулся. Спрашиваю: «Как звать-то тебя?» Что ответила, сразу забыл. Имена такие, что записывать надо. Я следующий вопрос: «А лет тебе сколько?»

– Вот чудеса, калмычка по-французски понимает! – не унимался адъютант.

– А моя жена не понимала. Может, курила слишком много? – огорчился этнограф.

– Я по-русски спрашивал, – пояснил генерал и окликнул вернувшегося в «трофейную» князя: – Василий Васильевич! Как здоровье матушки?

– Спасибо, лучше! – У Северского явно поднялось настроение, он довольно улыбался. – Прощения у Кати просит!

– У какой Кати? – изумился генерал.

– Как всех сумасшедших, мою матушку посещает призрак.

– Такое часто бывает! – подтвердил Веригин.

– Родительница вбила себе в голову, что виновна в смерти моей племянницы, той, что с колокольни сиганула. И когда «призрак» ее посещает, просит у Кати прощения!

– Не дай, как говорится, Бог сойти с ума, – расстроился Веригин.

– А для вас у меня хорошая новость! – перевел разговор Северский. – Никодим в лесу вепря встретил! Загоним его завтра вместо зайцев?

– Отличная мысль! – вскочил Веригин.

– Охота будет славная! Ну, мне пора! – улыбнулся князь. – Спокойной ночи, господа!

– И сколько было лет вашей степной Цирцее? – уточнил у генерала Терлецкий, предлагая продолжить прерванный рассказ.

– Ах да! Подумала она немного и отвечает: «Десять и девять», а сама улыбается мне ласково-ласково. Лица у калмыков и так широкие, а в улыбке рот просто до ушей. Я еще ближе придвинулся. Она, не вставая с места, сушеной кобылятинки подала, мол, угощайтесь, что калмыцкий Бог послал. Такая соленая, ужас, но для приличия стал жевать. Тоже улыбаюсь и дистанцию сокращаю до минимума. Спрашиваю: «Запить-то есть чем?» Девица в ответ: «Чая». Ну, чая так чая. А в моем рту уже можно селедок солить! «Наливай поскорей», – говорю. А посередине той кибитки костерок горит и на нем котел.