– Что-то стряслось? – пугается Стариков.

– Вот именно… стряслось, – неожиданно посуровев, стекленеют глаза командира УЦ. – Оказывается, их старший моторист до сих пор не прибыл со вчерашней увольнительной прогулки, а они только теперь, спустя почти девять часов, соблаговолили доложить о грубом проступке.

…Стариков, коротко взглянув на часы, моментально оценивает ситуацию, понимая, что после двенадцати часов отсутствия военнослужащего в расположении части оперативный дежурный по базе должен доложить о происшествии и принятых мерах к розыску своему коллеге в штаб флота, который спустя ещё двенадцать часов продублирует доклад выше. А после этого опоздание матроса автоматически станет чрезвычайным происшествием… и не только корабля, но и всей базы и даже флота. Понятно, что всё это не сулит ничего хорошего никому и прежде всего самому матросу – вопрос может дойти и до суда, да и его командирам достанется не меньше. Всем, кстати, командирам достанется, включая и командира корабля, и нового молодого специалиста штаба дивизиона, только-только присланного на этот РТ–225 наводить порядок.

Вот уже свезло так свезло!

И ведь надо ж было такому случиться – в первый, можно сказать, день назначения на новую ответственную должность получить в нагрузку ответственность за совершенно незнакомый ему экипаж да ещё со старослужащим командиром, с которым до сих пор толком-то даже познакомиться не пришлось.

Почему не пришлось?

Да потому, что они, опытные да честолюбивые, с каким-то болезненным трепетом относящиеся к своему собственному достоинству, боясь уронить его, что ли, задержавшись по тем или иным причинам в первичных должностях дольше двух-трёх лет, почему-то всегда свысока и неприязнью относились к молодому пополнению, чураясь и игнорируя его. Всё-то у этих молодых – на их взгляд, «ранних да борзых» – не так да не этак: до всего-то им есть дело, во всём стремятся докопаться до самой сути, везде хотят быть первыми, не боясь ошибиться и замараться…

– И что теперь прикажешь делать? – строго, но по-прежнему доверительно, на «ты» обращается вдруг ставший таким пожилым и беспомощным статный капитан первого ранга.

– Докладывать в базу поздно! – как бы размышляя вслух, тут же отзывается новоиспечённый офицер штаба. – Да и докладывать-то по сути нечего: формально мы до сих пор не предприняли никаких мер, а за это с нас спросят в первую очередь.

– Пожалуй, – почти благодарно за спокойно сказанное Феликсом «спросят с нас» кивает старший офицер.

– К тому ж, – ничего не заметив, продолжает старлей, – у нас есть целых три с половиной часа до очередного доклада оперативного дежурного в базу, нужно подождать.

– И что ты предлагаешь?

– Искать.

– Да где, где мы его тут, в огромном портовом городе, найдём? – обречённо срывается на крик командир УЦ. – А если он того… дезертировал?..

– Вот и выясним.

– Да как ты выяснишь-то? Знаешь, сколько тут, в порту, разных иностранных судов стоит? – продолжает волноваться. – Получится, что и мы с тобой ему потакаем, пособничаем.

– Да не мог, не мог, – срывается в ответ и старлей, – такого совершить ни один боец нашего гвардейского дивизиона рейдовых тральщиков. Всё что угодно, но только не это! – чуть успокаивается. – Тут другое: он, похоже, расслабился тут, у вас в УЦ, без должного контроля, «оборзел», что ли, – невольно оборачивается в сторону РТ–225 на капитан-лейтенанта Николаева, что как раз в этот момент беспечно сходит по трапу корабля на стенку. – Дайте мне эти три с половиной часа, и я доложу вам, что случилось.

– Хорошо, – не сразу отзывается опытный командир УЦ, – действуйте, товарищ старший лейтенант, – переходит он на официальный тон. – Даю вам три часа и ровно в одиннадцать тридцать жду вас у себя, будете при мне лично докладывать оперативному дежурному базы о происшествии.