Телефон выпал из рук Яны, звонок сорвался. Присев, она руками пыталась нащупать его на тротуаре, так как перед глазами плыли какие-то круги, кружилась голова. Подняв телефон, Яна с трудом встала, чувствуя, как к горлу поднимается тошнота. Она побежала к скамейке, упала на угол, и её вырвало на газон.

Вытерла лицо салфеткой, бросила её в урну. Перед глазами расплывались лица девчонок из «их тусовки», сменяясь лицом Грегора. Какие-то сплетённые тела…

– Девушка, вам плохо? – Вдруг услышала она мужской голос.

Обернувшись, Яна увидела сидящего рядом парня, который обеспокоено смотрел на неё.

– Спасибо, всё нормально, – торопливо ответила она.

– На вас лица нет, вы бледная, как смерть и вся дрожите. Может, «скорую» вызвать?

– Нет-нет, спасибо вам большое, это из-за жары, – сказала Яна, быстро встала и пошла прочь от скамейки. Куда же ей девать себя? Она достала телефон – экран покрыт сетью мелких трещин. Нажала на кнопку – работает.

– Верунь, привет! – тихо обратилась Яна к подруге – своей сменщице в парфюмерном бутике, – удобно сейчас говорить?

– А, приветик, Янка! Похоронили? Как прошло? – раздался жизнерадостный голос.

– Всё нормально. Я не поэтому звоню. Ты знаешь… хотела попросить тебя. Неудобно, но мне некуда деваться. Можно у тебя переночую сегодня?

– А что случалось? – оживленно спросила собеседница, – неужели с Гришкой что-то не поделили?

– Да… то есть, нет. Я ушла от него, – дрогнувшим голосом призналась Яна.

– Что? Ты? Ушла? От Гришки? Да не бзди! – Рассмеялась Вера, – разыграть меня решила? Ох, актриииса! И голосок правдоподобно так дрожит! Молодец!

– Вер, я серьёзно, мне не до смеха. Пустишь или нет?

– Божечки ты мой! Да ну на фиг! Не верю. А чего ты к своим тусовщицам не попросишься? У них-то места поболе, чем у твоей скромненькой, нищенькой Верочки!

– Не могу я к ним… я объясню.

– Ну, коли не побрезгуете моими двенадцатью квадратами, милости просим, госпожа Львова! У меня-то всех хором – одна комнатушка.

– Ой, Верунь, спасибо тебе! Я на одну только ночь. К родителям… то есть к маме не хочу. Они папу поминают, а тут я со своими проблемами. И вообще, ты знаешь их отношение… сейчас начнётся – «а мы говорили, а мы предупреждали». А я сейчас не могу… не могу ничего слышать.

– Да брось ты оправдываться, мне что, жалко? Мне ж веселей будет, не одной просиживать вечер. И признаться, очень уж интересно, что там такого Гришка сумел вытворить, чтоб ты ушла от него? Он же постоянно тебя, как кошку, чуть не ногами пинает, а ты всё, как кошка, ластишься к нему. И вдруг! Так что давай, сейчас скачи к нам в магаз, все быстренько расскажешь. А потом ко мне – винишко пить. Не кисни – всё в жизни можно изменить, кроме смерти. Сейчас решим, что делать с твоим пришампуренным Григорием.

Вечером подруги сидели за маленьким столиком, где стояли два полных бокала вина и закуска. Яна ещё в магазине до его закрытия посвятила подругу в обстоятельства и теперь ждала совета.

– Как мне теперь жить? Я не могу без него, – плакала она, – но и вернуться туда не могу. Боже мой, такая грязь! А я не замечала, как слепая! Ещё и наговорил, когда я уходила. «На улице меня подобрал»… Как будто я проститутка какая-то. Из-за него же из дома ушла! Едой попрекал. Разве такое можно сказать, если любишь? У меня чувство, как будто меня помоями облили. И ты знаешь – он даже не извинился. Плёл глупые оправдания. Откупиться хотел ювелиркой, как при обычной ссоре. Если бы попытался извиниться, по-человечески поговорить! С ювелиркой своей полез – не понимает, что ещё гаже сделал! Как будто покупает мою любовь. Юла извинилась. А он нет. И все, наверное, знают, смеются надо мной. Уж эти девочки точно!