– Какова версия?

– Возможно, он обнаружил какие – то глубокие противоречия между тем, чему его учила религия, и тем, что он наблюдал в действительности. Но все же надо будет обязательно узнать подробнее об этих богослужениях.

Я согласно кивнул на это и сделал пометку у себя в записной книжке.

– Может, они вообще сатанисты? – сделал я предположение.

– Нет. Если ты возвращаешься к вопросу о сектах, то это совсем не то, что ты думаешь. Это скорее своеобразная община, ее многие в станице знают, ничего дурного о ней никто не говорит.

– Ну вот, а раньше ты говорила, что никто из детей не состоял в подобных организациях! – пожурил я.

– Я просто в тот момент подумала совсем о другом… ну, о чем – то страшном…

– Как Артем учился в школе?

– Весьма посредственно. Но это его не беспокоило. Вообще, он немного отставал в развитии, но шизофреником не был, это точно. Дальше… – она перелистнула страницу, – Стрига Руслан, мать – продавец в магазине, отец – электрик в колхозе, семья вполне благополучная. Увлекался географией, часто пропадал летом на речке, строил с товарищами деревянные плоты и пускался с ними в недалекие прибрежные плавания. Той злополучной осенью собрал рюкзак и отправился один в поход. Его обнаружили трактористы, вспахивающие поле; на кургане с растущим на его вершине одиноким деревом их внимание привлекло что – то мелькающее в ветвях. Это был Руслан, повесившийся на альпинистской веревке.

Я взглянул на фотографию: переплетенный ветвями, словно щупальцами огромного спрута, мальчик, раскинув руки в стороны, был словно распят. Особенно эта ситуация была яркой, когда смотришь на курган, снятый издали. Широко открытыми остекленевшими глазами он смотрел куда – то вдаль – туда, где ему уже не суждено было увидеть новые места…

– Когда я первый раз увидела этот снимок, я всю ночь не могла уснуть, – призналась Жанна. – Ничего ужаснее и представить себе нельзя, правда?

– Мистика, да и только! – покачал я головой. Версия?

– У Руслана была болезнь суставов, и кто – то из врачей проявил непрофессионализм, дав ему понять, что лет через десять тот будет передвигаться с трудом. Зная его тягу к путешествиям, можно было бы предположить, что это сыграло свою роковую роль. Но – по словам родителей и всех, кто близко знал Стригу, – он был неисправимый оптимист. Любовь к жизни, на мой взгляд, в любом случае должна была быть сильнее будущих проблем, тем более не особенно – то и ясных пока еще. Как видишь, все мои объяснения – не более чем фантазии, ибо ни в одном случае не было сколь – либо значимых причин для рокового шага.