Многочисленная родня Максима, тоже не представлявшая своей жизни без него, партиями приезжала навестить его на прощание. Мне казалось, этому каравану родственников никогда не будет конца. Каждый из них требовал его времени, и это время неизбежно черпалось из моей казны.

– Ты же понимаешь, – говорил он, – многие ведь совсем не знают города, должен же их кто-то сопровождать. И чем им заняться днем, когда мама на работе? К тому же они приехали именно ко мне, конечно, я не могу их оставить.

И потому он неизменно оставлял меня.

– Но я же не бросаю тебя ради своих дел и подружек, – возмутилась я.

Он пожал плечами:

– Разве я возражаю, чтобы у тебя были свои дела и подружки? Это и есть свобода.

В этом было какое-то противоречие: он требовал для себя свободы, взамен предоставляя свободу мне. Но мне она была не нужна, мне нужен был Максим.

Нет, нет, я же все понимаю, я все прекрасно понимаю, внушала я себе целыми днями, Максим не моя собственность, он свободный самостоятельный человек, у него должна быть своя жизнь. У меня тоже. Своя. Но почему-то своей жизни у меня без него не получалось. Я придумывала себе занятия, но ничего не захватывало меня. Я пыталась навещать знакомых, но мне было не о чем с ними говорить. Я изнывала в гостях и ждала вечера, чтобы бежать к своему мужчине. А он бежал от меня.

Я не могла дождаться, когда поток родственников наконец иссякнет. Времени до отъезда оставалось все меньше, я надеялась, что Максим все-таки пошлет всех к черту и скажет, что хочет побыть несколько дней со своей девушкой. Я мечтала, что однажды он прибежит рано утром и предложит: давай все бросим и поедем куда-нибудь в горы (на озера, на базу отдыха, в деревню – да куда угодно, только подальше от всех). И я все брошу, соберу вещички в считанные минуты и поеду.

Но вместо этого он пришел и сообщил, что едет после обеда в Екатеринбург оформлять визу какой-то знакомой. Я не удивилась. У Максима нет знакомых, которые в состоянии оформить визу, сделать ремонт и написать реферат без его помощи. Такое ощущение, что он собрал целую коллекцию абсолютно несамостоятельных людей и назвал их своими друзьями. Несколько лет назад он с этой знакомой ездил за границу и в тот раз сам готовил все документы. Теперь он будет ее личным Оформителем Виз до конца жизни. Впрочем, у него в Екатеринбурге тоже есть друзья, не исключено, что он хотел повидать их перед отъездом.

Максим обещал вернуться к вечеру следующего дня: у одной его приятельницы был день рождения, и он хотел успеть на вечеринку. Я покорилась. Меня на вечеринку не пригласили.

На следующий день в квартиру, где я жила, приехали родители Юльки. Не застав дочь в городе, они не очень расстроились, расположились как у себя дома и затеяли генеральную уборку, совмещенную с мелким ремонтом. Меня подвинули, точно мебель. В конце концов, это была их квартира, а я совершенно посторонний человек, который живет там из милости.

Почувствовав себя лишней, я смылась из дома и весь день бродила по городу, воображая себе, как мы будем все вместе ночевать в полуторке. Интересно, нет ли возможности пристроиться к кому-нибудь на ночь? У меня были ключи от библиотеки, где я работала, летом, кроме меня, там почти никого не было, и я на всякий случай заглянула туда осмотреть помещение под новым ракурсом. Из спальных мест обнаружила только маленький диванчик в читальном зале. Посидела на нем полчаса, поплакала от жалости к себе, но не осталась. Ночами в библиотеке неуютно, а я такая трусиха. Даже по утрам, открывая помещение, сначала включала повсюду свет и обходила залы, вздрагивая от каждого шороха. А тут провести всю ночь в лабиринте книжных шкафов… Библиотеку пришлось покинуть.