— Какая разница? — устало отвечает Карельский. — Или надо было дать твоей подружке загнуться?

— И что ты потребуешь за свою доброту? Таня наверняка поймет, сколько здесь стоит медицинская помощь.

Рома хмурится, в его взгляде появляется холод, а затем он молча разворачивается и идет к выходу. А я так и смотрю ему вслед, пока не понимаю, что Карельский не вернётся.

Догоняю я его уже возле машины.

— Садись, — я так сильно загрузилась мыслями про оплату, что даже не заметила, как он уже открыл мне переднюю дверь. — Давай, Олесь, хватит ломаться. Просто отвезу тебя домой.

Я и правда сажусь, а он обходит машину и садится за руль. Но ехать не спешит. Просто сидит, смотрит на руль и словно забывает обо мне.

— У меня мать так чуть не умерла. Тоже от кровотечения, — неожиданно говорит он так тихо, что мне даже кажется, что все это — неправда. — Они с отцом поругались, а потом он психанул и уехал. Оставил ее, беременную, одну. А у нее кровь, паника.

Карельский так стискивает руль, что костяшки белеют. Его взгляд по-прежнему устремлен куда-то перед собой.

— Я пацаном был совсем. Пятнадцать. Что я мог? Но мне повезло — мы успели отвезти ее к Демидову. Мать спасли. А ребенка — нет.

Я ошарашенно смотрю на него и не знаю, что сказать. Можно ли так грамотно играть? Можно ли сочинить все это только лишь ради выигрыша? Что-то мне подсказывает, что Роман сейчас говорит правду. Но могу ли я ему поверить?

— Ты спросила, почему я помог — потому что знаю, что это такое, — устало добавляет он, а затем тянется к бардачку и, достав оттуда конверт, отдает мне:

— Вот держи. Это тебе.

22. - 22 Олеся -

Настороженно беру конверт, но открывать не тороплюсь.

— Что это?

— Открой и узнаешь, — предлагает Рома.

Учитывая все, что я узнала про Карельского и спор, мне совершенно не хочется выполнять то, что он говорит. Но, увы, приходится.

Приглашение разглядываю пару минут. Все это время Рома терпеливо молчит.

— Это обязательно? — я вздыхаю, поражаясь, насколько же далеко может зайти этот наглый мажор в своем стремлении выиграть. Вон как старается. А ведь я чуть было не повелась на его историю про маму.

— Крайне желательно. Хвостов договорился с моим отцом, так что не прийти, значит, бросить ему вызов.

— С отцом твоим, ну, конечно, — протягиваю я, откидывая приглашение с конвертом обратно в бардачок. — Кто мы такие, чтобы спорить с барином.

Карельский морщится так, словно ему и самому не нравится эта идея.

— Думаешь, я в восторге?

— А разве нет?

— Не особенно, — фыркает он и отворачивается к окну. — Но идти придется, раз уж вписались.

Вот не знай я правды, поверила бы. Ну, правда. Хорошо парень играет. Старательно.

— Не думаю, что я буду там уместно выглядеть.

Рома оборачивается ко мне и как-то странно смотрит.

— Почему это?

— Может, потому что, судя по пригласительным, это пафосное мероприятие. Что там делать простой девочке из провинции? — привожу самый очевидный аргумент. О том, что я в курсе про спор, я, естественно, молчу. Хотя меня так и подмывает бросить ему в лицо слова про это и посмотреть на реакцию. Так же, как тогда, на реакцию Марата. Но если в прошлый раз я была полна надежды, что Бойцов меня разубедит, докажет, что никакого спора нет, то сейчас… Сейчас мне просто хочется прекратить весь этот фарс. И только необходимость помочь родителям останавливает меня от этого опрометчивого шага.

— Если ты стесняешься, то с этим я могу тебе помочь, — уверенно заявляет Карельский.

Невольно вспоминаю, как Марат вот точно так же «помогал» мне не чувствовать себя неуместно в их компании. Неужели у них даже приемы одинаковые?