Аккуратно, стараясь лишний раз не шуршать, командной работой снимает пласт фольги и чуть ли не одновременно облизываемся, глядя на любимое блюдо из теста и сыра. Переглядываемся и киваем, понимая друг друга без слов. Достаю тарелки, а дедушка вытаскивает из духовки еще томящееся мясо.
- Ну деда-а-а, - цокаю языком совсем как бабушка. Даже немного страшно становится: перенимать подобные привычки не было в моих планах.
- Что деда? – ворчит, - Ты хоть на учебу уходишь, а я в нашей палате для психбольных сутками торчу. Мне нужно больше, чтобы заесть этот кошмар. Все соки из меня высосали.
С этим не поспоришь. Даже надоедливый Резник не сравнится с моей семьей. Он один, а их целая толпа, с ними психике труднее справляться.
- Мона? – неуверенно спрашиваю деда, протягивая нетерпеливые руки к горяченькому хачапури.
- Не мона, а нуна! – уверенно кивает, подталкивая меня к воровству с собственном же доме.
Накрываем наш импровизированный пикник на столе и отрываем себе по щедрому куску вкусно пахнущего кругляша. Только успеваю поднести ко рту свой приз за очередной пережитый день, как на кухню врывается бабушка.
- Я так и знала! – постукивает носком тапка по мраморной плитке и упирает руки в боки, глядя на застывших нас.
Чуть ли не стону от разочарования и откладываю еду обратно на тарелку, а дед в свою очередь пытается незаметно спрятать мясо за вазу с цветами. Выходит это у него из рук вон плохо: глубокая тарелка со звоном ударяется об керамику, а затем и вовсе падает на стол, разливая содержимое. Слышу, как деда сыпет проклятиями себе под нос и чуть ли не прыскаю со смеха, прикусывая губу. Ох, сейчас нам всыпят по пятое число.
- А ты чего смеешься? – размахивает руками бабушка, - Родной дед ворует в собственном доме, а ей смешно.
- Завела свою пластинку, - закатывает бабу глаза, пытаясь промакнуть лужу на столе салфетками.
- Сам напрашиваешься, - фыркает она и хватает тряпку с бортика раковины, неумолимо приближаясь к нам со сверкающими глазами.
- Чего сидишь? Ешь давай, - обращается ко мне, - И так всю красоту размохратили уже.
Самозабвенно набрасываюсь на уже подстывший хачапури и откусываю щедрый кусок, блаженно мыча и сыпя комплиментами в сторону бабушки. Надо задобрит разбушевавшийся ураган. Может хоть над дедом сжалится и не будет этим вечером лупить его мокрым полотенцем.
- А-а-ай, прожуй сначала, потом говори, - отмахивается бабуля, но уголки губ слегка дергаются наверх, - А это что еще такое? – хмурится и смотрит на мои волосы.
- Ммм? – недоуменно пытаюсь понять, что она имеет в виду.
- Странно, на снег не похоже, - демонстрирует мне комочек бумаги, который сняла с моих волос. Святые ежики! Забыла убрать. Жуть как стыдно, я ж так по улице шла. Надеюсь, что прохожие тоже приняли этот обслюнявленный клочок за снег или он был скрыт под шапкой.
- Да видимо в университете случайно попало, - пожимаю плечами, продолжая есть. Ну не рассказывать же моим родным про мерзкого одногруппника. Еще всю диаспору соберут и придут в универ меня позорить. Свят, свят, свят! Такого счастья мне не надо.
- Ну ты смотри, это… Аккуратнее будь. Семью не позорь, - поджимает губы бабушка.
После пятиминутной лекции о необходимости поддерживать приличный внешний вид ухожу к себе в комнату, прихватив остатки хачапури и пообещав, что спущусь через час на ужин. Заваливаюсь на кровать, поленившись снять одежду. Что-то разморило после бабушкиных вкусностей. Достаю телефон из кармана брюк и открываю знакомую переписку.
Алина Свобода: «Ну как твое свидание?»
Лия тут же появляется в сети и не заставляет ждать ответа.