Один год. Три месяца. Шесть дней.

– Дорогой, прошу, возьми её. Становится холодно.

Она явственно помнила, как их глаза встретились впервые. Она склонила голову набок. Он тоже. Передразнивал?

– Доченька. Солнце моё, мне так жаль… Правда. Но такова жизнь…

Он сейчас в лучшем мире. Все псы попадают в рай. Присматривает за тобой. Всегда говорят что-то в этом роде. Банально, но лучше и не скажешь – для таких случаев нет правильных слов.

Она смахнула слёзы и сопли рукавом курточки.

Вы когда-нибудь спрашивали себя, почему жизнь забирает лучших? Чтож, ответьте сами: какую розу Вы сорвёте в первую очередь, когда войдёте в сад?

Все вокруг твердили, что она не виновата. Да и как можно сказать что-то иное семилетней девочке? Как сказать, что её пёс – нет, её единственный друг – погиб из-за неё? Возможно, они и правда так не считали, но это не имеет для неё никакого значения.

Не лихач-водитель был за рулём того кара, по крайней мере, в её редких снах.

Она сама.

Маленькая девочка. Держит руль своими маленькими ручками. Не может дотянуться до педали тормоза своей маленькой ножкой. А вот – держит на руках окровавленной тельце единственного друга.

Но последнее – уже не сон.

Она осталась в этом мире одна. Сны хотя бы кончаются, а реальность бьёт тебе по морде со всей силы. Не щадит даже детей.

– Боже, дочка! У тебя кровь!

Она опускает глаза на рукав курточки – не сопли, кровь, действительно.

Мужчина и женщина, её родители, они хватают её за руки, тащат прочь от свежей могилки, от крестика из двух тонких досточек, которые уже завтра поломают гадкие соседские мальчишки.

Она плачет. Слишком рано узнала, что такое смерть.

– Гав!

– А-а?

– Дочка, милая, тебе больно?

– Голова болит? Солнце, ответь мамочке!

– Р-ргав!

– Мама, ты слышала? Папа?

– Слышали… что?

Она вырывается из родительских силков. Такая маленькая, но сил хватает. Никто её не остановит, никто.

Она бежит к одноместному кладбищу.

– Аргос! Аргос!

– Маша, стой!

– Маша! Его больше нет! Он умер!

– Гав! Р-р! Раф!

– Вы слышите!? Вы не слышите!?

Она падает на колени перед могилкой, словно собралась вновь молить прощения. Слёзы и кровь единым потоком струятся по её щекам.

– Доченька!

– Аргос! Да почему вы не слышите!? Аргос!

– Боже, малышка моя! Нет, нет, ничего мы не слышим! Встань, прошу тебя!

– Гав!

***

Санкт-Петербург, Россия

Лес, вблизи посёлка Сиверский

29.08.2054., 20:41

– Вот оно что, – Тони перевёл взгляд на дрожащую Марию. – Ты – медиум, а эта блохастая тварь – твой фамильяр. Вас так редко встретишь, что, я думал, всех по психушкам распихали. А ORF, оказывается, не чурается использовать вас. Тьфу!

Опомнившись, Эдриан вновь подскочил на ноги, тут же бросившись на врага.

– Не смей говорить с ней! – нанося размашистые быстрые удары, завопил парень.

– А что такое? – отбиваясь выуженным из голенища сапога боевым ножом с завихрённым лезвием, усмехнулся бугай. – Твоя сучка, что ли? Смотри – уведу! Я очень любвеобилен, и мне нравятся девки с изюминкой.

Пошатываясь, Катерина попыталась встать. Удар головой о стальной пол лишил её ориентации в пространстве.

– Аргос! – подползая к неподвижно лежащей Лизе, скомандовала Мария. – Ку-си!

На мгновение растворившись в воздухе, призрачный пёс материализовался вновь, вцепившись зубами в голень эфемера.

– А-а, падла-а!!!

Воспользовавшись моментом, Эдриан вонзил меч Тони в бок – струя кровь брызнула на его стальные руки, просочившись сквозь пробитый доспех. Меч вошёл не глубоко, но продолжал упорно прогрызать себе путь через прочное нановолокно, под напором художника клинка.

– Думаешь, сможешь одолеть меня? – под стать челюсти, стальной взгляд израненного наёмника не дрогнул.