Через несколько минут она сидела на зеленовато-желтой траве, вытянув босые ноги. Рядом горел небольшой костер. Время от времени по телу девушки проходила крупная дрожь. Рыбак подкинул в костер пару веток: «Сейчас главное обсохнуть». Джинсы исходили полупрозрачным паром.

Рыбак достал термос, налил в крышку горячий сладкий чай и сунул её в ладони девушке. Она осторожно, чтобы не обжечься, отхлебнула красновато-коричневый напиток. Рыбак расспрашивал её о месте жительства, семье, работе, друзьях. Она отвечала по возможности честно, ощущая, как расползается по телу ласковое тепло.

По прошествии часа джинсы высохли полностью, а в кедах перестала хлюпать вода. Костёр затушили. Рыбак вернулся на прежнее место у насыпи. Девушка вышла на грунтовую дорогу, которая вывела её на единственную улицу небольшого дачного поселка. Покинутые, запертые на зиму дома удивлёно-настороженно следили за нежданной гостьей. От чёрных в жёлтом обрамлении огородов веяло одиночеством. Девушка замедлила шаг. Ей хотелось побыть в этом поселке ещё немного, дать этим оставленным дворам ещё одну капельку жизни перед долгим зимним сном.

Однако как ни растягивай дорогу, она всё равно закончится. Посёлок остался позади, девушка поднялась на станцию. Согласно расписанию до ближайшей электрички оставалось около сорока минут. Девушка села на длинную лавочку. По ту сторону железнодорожных путей на пологом склоне холма за роняющими листья тополями виднелся частный сектор. Девушка разглядывала участки, пытаясь угадать характер и привычки их владельцев. Вот двухэтажный коттедж, кажется с гаражом, вместо огорода аккуратный, ещё зеленый, газон и несколько клумб. Рядом небольшой деревянный дом, выкрашенный голубой краской, почти весь участок занимает чёрный прямоугольник распаханной земли. Там совсем крохотный домишко, не больше строительной бытовки, а вокруг настоящий сад, яблоневый или вишнёвый, а может и грушевый.

Электричка пришла в назначенное время. Открылись выкрашенные серо-зелёной эмалью двери. В вагоне – два человека, она села на свободную лавку к окну. Пейзаж за стеклом дрогнул и поплыл назад. Река, поселок, дикие поля, мост, промзона. Она смотрела в окно и заставляла себя не думать о событиях этого дня. Она обязательно их осмыслит, но не сейчас, может быть, завтра или дня через три. Больше всего ей хотелось укутаться в одеяло и смотреть фильмы, один за другим, всю ночь, чтобы мозг отключился под утро.

За окном возникли многоэтажки. Электричка приближалась к вокзалу. Оба пассажира зашевелились, взяли багаж и вышли в тамбур. Девушка сквозь стекло в раздвижных дверях увидела, как один из них сунул в рот сигарету, но видимо вспомнив, что курение на перроне запрещено, убрал её за ухо. Поезд остановился.

Вечером она сидела на кухне с большой обжигающей ладони кружкой и смотрела на идеально круглое оранжевое солнце за тонкими трубами завода. Дым прозрачной вуалью закрывал часть солнечного диска. Солнце с неуловимой стремительностью опускалось к горизонту. Девушка закрыла глаза. Под веками заплясал ослепительно белый круг. Край солнца коснулся земли.

С низкого светло-серого неба падал колючий мелкий снег. Первый в этом году. Ей всегда представлялось, что каждая снежинка – это маленький всадник с копьем, воин зимы. Он на полном скаку врезался в землю и погибал от её тёплого дыхания. Но копье всегда успевало ужалить, занести каплю леденящего яда. Первый снег. Миллиарды крошечных воинов погребающих под собой противника.

Снег таял не в силах удержаться на пока ещё живой земле, пропитывал всё холодной влагой. Она рассыпалась бисером на оконных стёклах, просачивалась в трещины асфальта, превращала почву в вязко-скользкую жижу и сквозь поры кожи добиралась до сердца. Город выцвел. Обнаженные, ободранные листопадом, улицы зябко ёжились под сырым ветром. Опустелые парки звали горожан, покачивая тёмными костлявыми ветвями. Дым заводов примешивался к непроницаемому облачному одеялу.